Путь к сцене Большого театра не был для неё прямым. Обладательница великолепного меццо-сопрано, солистка Большого театра Агунда Кулаева с детства росла в окружении музыки, но родители-певцы всячески ограждали её от сцены. О том, как она всё же «сбежала» в оперу, о том, как совмещает мировую карьеру с жизнью матери троих детей и почему не боится однажды уйти со сцены, прима рассказала в эксклюзивном интервью «АиФ-Иркутск».
Не пускали на сцену
Ольга Липчинская, irk.aif.ru: Агунда, ваши родители — сами известные оперные певцы. Но вы говорите, они не пускали вас в музыку?
Агунда Кулаева: Да, будучи вокалистами (отец, выдающийся осетинский оперный певец Елкан Кулаев, — заслуженный артист России, мать, Ирина Кулаева, — оперная певица — прим. авт.), они прекрасно понимали, насколько это сложная и нервная профессия. Вся жизнь в разъездах. Они хотели для меня более земной и стабильной судьбы. Да я и сама, глядя на их тяжелейший труд, поначалу не рвалась на сцену. Мы редко видели родителей, а я мечтала, что у моих детей будет другое детство. Так что они не просто не пускали, а даже морально давили — говорили, ничего у меня с музыкой не выйдет. Я и не спорила.
— Как же вы всё-таки пришли в профессию?
— Помог случай. Мне было 12 лет, когда мамина коллега, руководитель театра в музыкальной школе, попросила срочно подменить заболевшую актрису в спектакле «Тараканище». Спеть нужно было буквально две фразы. Она позвонила папе, сказала: «У дочки слух есть, пусть выручит, это же рядом — через дорогу». Я выучила партию, выступила. И меня затянула эта творческая атмосфера, мне стало интересно. Так и начался мой «побег» в музыку.
— Побег?
— Именно. Меня пригласили в музыкальную школу, и я в 12 лет начала заниматься, что довольно поздно. От родителей я это скрывала — благо, они почти всегда были на гастролях. Знала только бабушка, она и оплачивала занятия. А через полгода я пригласила родных на своё первое открытое прослушивание. И вот тогда они поняли, что сопротивление бесполезно, и смирились.
— Вы объездили весь мир. Чувствуется ли разница в восприятии оперы, скажем, в Европе и в Азии?
— Безусловно. Есть страны, в которые мы принципиально не ездим, — в те страны, где другое отношение к женщине и искусству. В Китае, например, очень внимательная, но сдержанная публика. Непривычно слушать оперу в полной тишине, но зато в конце — шквал оваций. Я считаю, что если на сцене происходит волшебство, публика реагирует всегда, вне зависимости от культурных особенностей. А если волшебства нет — не реагирует никто.
Хотя есть страны, где категорически, допустим, не хлопают русскому исполнителю. Я это на своей шкуре, как говорится, испытала. И, хотя это было давно, в эти страны мы больше не ездим. Называть их не хочу, много чести.
— Подготовка к партии — это ведь не только работа с вокалом? Насколько для вас важно глубокое погружение в материал, изучение литературной основы?
— Без этого просто невозможно. Иначе получится пустая оболочка, красивая картинка без души. Я обязательно перечитываю первоисточник, если он есть, изучаю эпоху, исторический контекст. Нужно выжать из материала каждую деталь, каждую подсказку, которую оставил автор или композитор. Это необходимо, чтобы образ получился живым и цельным, а не просто набором штампов. Самое страшное — это пустота в глазах, когда певец не понимает, о чём поёт и почему его героиня поступает так, а не иначе. Я должна прочувствовать каждую свою героиню изнутри, понять её мотивы, её боль, её страсти.
— Но как достичь такого уровня проникновения, если речь идёт, например, об итальянской опере? Вы в совершенстве владеете языком?
— На бытовом уровне — да, как и английским. Но для сцены этого, конечно, недостаточно. Над языковой составляющей мы работаем отдельно с вокальными коучами — это уникальные специалисты. Они не просто филологи, а люди, которые досконально понимают специфику работы оперного певца. Задача — не просто выучить текст, а адаптировать сложнейшие фонетические сочетания под вокальную подачу, чтобы и произношение было безупречным, и звук оставался свободным и красивым. Это кропотливый труд. Но, как ни парадоксально, практика показывает: иногда певец, не знающий языка вовсе, но обладающий хорошим фонетическим слухом и работающий с грамотным коучем, может спеть свою партию с большей точностью, чем тот, для кого этот язык родной. Всё дело в технологии и внимании к деталям.
«Я не представляю другой жизни»
— Ваша жизнь — это бесконечные гастроли и репетиции. При этом у вас большая семья — трое детей, муж Алексей Татаринцев — тоже оперный певец. Как всё удаётся совмещать?
— Я просто не представляю другой жизни. Я выросла в такой же семье, у нас дома всегда пели, царила атмосфера праздника. Мы с Алексеем искренне любим музыку и эту атмосферу и хотим, чтобы наши дети её чувствовали. Я стараюсь учиться на ошибках своих родителей и не повторять их. Чтобы проводить больше времени с детьми, я часто беру их с собой на гастроли, конечно, с учётом их школьных занятий. Старшая дочь уже взрослая, ей 19, сын — подросток, ему 14. А младшей семь, она как раз пошла в первый класс. Стараюсь уделять внимание каждому. Я нашла выход — в длительные гастроли, сейчас их, может быть, поменьше, я всегда брала кого из детей — по очереди.
— Не боитесь, в свою очередь, что дети пойдут по вашим стопам?
— Старшая дочь уже пошла, хотя это было неожиданно. Она увлекалась дизайном, хорошо рисует. В музыкальную школу я её отдала для общего развития. Но после девятого класса она заявила, что поступает в музыкальное училище им. Ипполитова-Иванова. Вот уже заканчивает его. Так что наша 1bb1 оперная династия, хоть это и редкость, продолжается.
— Существуют ли для оперного певца строгие бытовые ограничения? Особый режим?
— Ничего особенного. Мы живём полной жизнью, ни в чём себя не ограничиваем. Конечно, желательно высыпаться и не иметь вредных привычек, но увы, не всегда получается. Я не карьеристка и никогда не стану жертвовать большим семейным праздником — днём рождения или Новым годом — ради концерта. Я считаю, всё должно быть гармонично. Самое главное — это внутренний настрой. Если ты настроен оптимистично, ты выступишь хорошо, независимо от того, как прошёл твой день и сколько ты спал — час или всю ночь.
— Тогда вот такой вопрос: а готовите ли вы дома?
— Ещё как! И муж прекрасно готовит, мы постоянно балуем друг друга новыми рецептами. Я, например, специалист по супам и выпечке в духовке. А недавно мне дети на 8 Марта подарили хлебопечку — вот теперь сама пеку и белый, и бородинский хлеб. Для меня это достижение года! Алексей отвечает за мясные блюда. Торты не печём, следим за фигурой, но пиццу, круассаны — да, это ко мне. Конечно, у нас есть помощница по хозяйству, которая приходит раз в неделю, но заводить личного повара — это не для нас. Только сами.
— Агунда, а вы представляете себе жизнь после сцены?
— Она будет! И должна быть яркой, насыщенной. Многие артисты уходят от мыслей о том, что уход со сцены всё равно когда-то состоится, но это реальность. Я, например, по первому образованию дирижёр-хоровик и довольно долго работала по профессии. Это более «земной» мир. Если однажды придётся уйти со сцены, я смогу вернуться к этому или уйти в преподавание.
Да, мне будет грустно, я обожаю сцену, люблю петь, люблю искусство. Но не до такой степени, чтобы умереть от горя, как это, к сожалению, бывает. Нельзя зацикливаться только на карьере. Нужно жить полноценной жизнью, и тогда всё будет получаться — и на сцене, и дома.
Досье
Агунда Кулаева — российская оперная певица (меццо-сопрано), с 2014 года солистка Большого театра. Заслуженная артистка РФ, заслуженная артистка Республики Северная Осетия-Алания. Родилась во Владикавказе, сделала там и первые шаги на большую сцену. В 2015 она исполнила заглавную партию в премьере оперы Ж. Бизе «Кармен» на сцене Большого театра, а через год — на сцене «Арена ди Верона». Арии в её исполнении звучали на сценах нидерландской, израильской, немецкой оперы. Муж — Алексей Татаринцев — оперный певец (тенор), солист Московского театра «Новая опера» им. Е. В. Колобова. У пары трое детей.