Особая история
1 сентября я пошла в первый класс - в новую двухэтажную школу. Но начало учебного года не было торжественным: директор школы Георгий Евдокимович Евдокимов сказал нам: «Вы должны помогать фронту, а значит, хорошо учиться, это будет ваша самая главная помощь. Завтра я ухожу в армию, и директором школы будет женщина, мужчины нужны фронту». И надо сказать, что учились мы чрезвычайно прилежно, второгодника помню только одного - Валерия Болотова. Проучились мы в новой школе очень немного: в город стали поступать раненые и эвакуированные.
Позже под школу переоборудовали старый ещё дореволюционный амбар: прорубили окна, настелили полы. Он был тёплым, и это для нас было очень важно, потому что дома, который не успел достроить папа, стоял невыносимый холод. Дров сухих и жарких не было: мама с 10-летним братом ездили в лес, пилили сырой березняк и возили его на корове. Сколько слёз и сил тратила моя бедная мама, чтобы одеть на корову хомут и запрячь строптивое животное, которое никак не могло взять в толк, что от неё хотят. А вечером её ещё и доят, чтобы получить хотя бы литр молока для голодных ребятишек.
Заготовка и вывоз картошки - это особая история. Надо было получить землю, добыть картошку на семена, своей не хватало, съедали всё подчистую, вывезти семена в поле, вскопать или вспахать землю. А потом два раза за лето окучить, осенью выкопать и вывезти. И всё это должна была обеспечить не богатырского здоровья женщина и трое ребятишек. Помню самую тяжкую страду. Нам дали землю в 18 км от Тулуна. В памяти не сохранилось, как мы туда доставили семена, а вот как шли обратно ночью и вели ослепшую маму - не забуду никогда. Как я теперь понимаю, из-за укусов гнуса у неё случился отёк Квинке. Уже днём стало опухать и краснеть лицо, она всё просила брата принести с ручья холодной воды. К вечеру глаза совсем заплыли, мы её просили идти в город, а она умоляла досадить картошку.. Возвращались мы ночью. Пятилетний Виталька плакал, старшие брат и сестра по очереди несли его, а мама просила: ребята, вы только не засыпайте, только не спите…
«Горький» хлеб
Самое главное и постоянное ощущение от войны - голод, всё время хочется есть. Слава Богу, дожили до весны: переходим в поисках съестного на подножный корм. Хорошо, если на сосёнках появились «свечки», знаем, что ими не отравимся, но роем в земле саранки и едим луковицы, кого-то «проносило», кто-то травился. Я до сих пор не могу видеть сиреневые фиалки и вдыхать их запах, наелась так, что едва откачали. Мёрзлой картошки, которую весной некоторые «добывали» на огородах, сушили, толкли и делали лепёшки, у нас не было. Мама осенью так тщательно проверяла за нами каждую лунку, что весной нечем было поживиться.
Одно из самых горьких воспоминаний о хлебе. Очереди за ним были огромные, хлеба в магазин привозили недостаточно, люди лезли по головам в буквальном смысле слова, боялись, что им не достанется - вот тут-то и орудовали карманники. Они-то и вытащили у моего старшего брата, которому было 13 лет, в такой очереди хлебные карточки на всю декаду. Ужасу нашему не было предела. Мы знали: вечером приедет с работы мама, которая моталась по району, собирая яйца по дворам (был такой оброк - сдача яиц для инкубатора, мама работала на инкубаторной станции зоотехником) и для неё это известие будет страшным. И, правда, когда мама услышала о случившемся, она в истерике так начала бить Руслана, что мы боялись - убьёт, и втроём бегали вокруг неё и просили: «Мама, не бей его, мы не умрём, мы не будем хотеть есть».
Трудовая повинность
Несмотря на то, что были маленькими, мы имели трудовую повинность - валили в лесу сырые берёзы и распиливали их на метровые куски. Каждый третьеклассник должен был сдать кубометр дров: метр на метр и метр в высоту. Это было ужасно трудно. В соседнем совхозе «Сибиряк» дёргали лён. Маленький и низкорослый он был, как проволока, а рукавиц не было, и мы резали руки в кровь. Ездили на картошку, на свёклу, на турнепс.
А ещё мы писали письма на фронт и шили бойцам рукавицы. В мастерской, где шили шинели для фронта, из шинельного сукна, грубого и толстого, кроили рукавицы, нам выдавали этот крой, и мы должны были сшить две пары рукавиц. Помню, что я совсем не в состоянии была протыкать сукно, и мне помогал кто-нибудь из взрослых. Особенно трудно было выворачивать эти творения. Не знаю, сколько они служили фронтовикам. Но мы старались, как могли…
Через 55 лет я встретилась в Воронеже с подругой, с которой мы, пятиклассницы, встречали Победу 9 мая 1945 года в Тулуне. Мы вспоминали, как утром нас разбудил громкий стук в ставень и крики: Победа! Победа! Побежали на улицу, а там почему-то все женщины-соседки обнимались и плакали. Мы не могли понять: почему? Ведь победа! Потом кому-то в голову пришла мысль пойти на самую высокую гору - Манутскую, за подснежниками. Раз победа, должны быть цветы! Весна 1945 года была очень тёплой, и 9 мая были уже цветы. Сегодня подснежники у меня ассоциируются с Победой, и это самые родные для меня цветы.
Сегодня мои сверстники, дети военных лет, страдают от нажитых в войну болезней и преждевременно уходят. Мы не считаемся участниками войны, хотя я помню, как в третьем классе умер от голода наш одноклассник Вася Кириенко, почти все мы инвалиды по нездоровью. У меня с войны болит желудок. Я тяжёлый диабетик и кто знает, не война ли тому причиной с её голодным детством? Рано ушли мои близкие. Но судьба отвела мне долгую и в большей части красивую жизнь с мужем, детьми, внуками и правнуками. Значит, я вознаграждена за все перенесённые тяготы.
Смотрите также:
- Грабители, напавшие на ветерана, не уступали в жестокости оккупантам →
- Хлебушек тех времён был мерой жизни и смерти →
- Пехота - царица полей и пушечное мясо →