«Я, как монархист, отстаивал задачу свержения советской власти, создания монархии». В августе 1935 года выездным заседанием военной коллегии Верховного Суда Союза ССР в Иркутске были приговорены к расстрелу трое – казачий полковник, есаул Иннокентий Кобылкин, выпускник кадетского корпуса Евлампий Переладов и сын священника Виктор Олейников. Все они попались при переходе границы с Китаем и обвинялись в шпионаже в пользу Японии. Это был последний аккорд операции «Мечтатели», которую в 1932-1934 годах реализовывал в Иркутске молодой разведчик Борис Гудзь. Задача этой игры – дезинформация японцев. Операцией руководил лично основатель российской контрразведки Артур Артузов. irk.aif.ru рассказывает подробности этой истории.
По схеме «Синдиката»
Это было нагло. И потому работало. Русских белоэмигрантов за границей убеждали в том, что в России действуют мощные организации, готовящие диверсии против властей. Потом уже резиденты разведок выходили на контакт с «подпольщиками» и начинали ими «руководить». Так раскрыли британскую агентурную сеть, уничтожили знаменитого шпиона Сиднея Рейли и эсера Бориса Савинкова, эмиссаров генерала Кутепова. На этот сюжет в советские годы сняли два остросюжетных фильма – «Операция «Трест» и «Синдикат-2», по событиям 20-х. А можно было и три – ещё один шпионский фильм по такому же сценарию, но уже по событиям в Иркутске и Чите в начале 30-х. К тому времени Япония была готова к захвату Сибири.
Как это? Тут надо окунуться в правду о начале тридцатых. Продразвёрстка в деревнях. Первые колхозы. И крестьянские вооруженные бунты. Мы привыкли считать, что бунтовали кулаки. Но не всё так просто.
«В октябре-ноябре 1929 года мы имели вооружённое восстание крестьян в Карымском районе. Главным мотивом послужили хлебозаготовки. Характерным было то, что восставшие ждали помощи из-за рубежа. Хлебозаготовки в 1929 году и затем сплошная коллективизация сельского хозяйства, послужили толчком к ряду вооружённых восстаний в 1930 – 1931 годах в нескольких районах Забайкалья», - это из воспоминаний чекиста Макара Яковлева, участника тех событий, записанных в советские годы.
И не без оснований ждали помощи из-за границы! К 1931 году уже началась оккупация японцами Маньчжурии и фактический захват КВЖД. В Харбине приступила к активным действиям военная миссия, которая координировала деятельность всех шпионских и диверсионных организаций и подразделений в регионе. Японский резидент в Харбине, секретарь военной миссии Суда активно вовлекает в разведывательную работу русских эмигрантов, преимущественно казаков. Японцы готовы к началу агрессии, для них ситуация идеальная.
Нападать на Сибирь опасно
Победить в войне с сильным восточным соседом в это время было нереально. Основной задачей оперативной игры стала дезинформация японцев и преувеличение военной мощи России. Организовывать её отправился в Иркутск из Москвы Борис Гудзь. Восточно-Сибирский край тогда включал и Забайкалье, был для страны пограничным. Соревнование разведок началось.
«Чтобы направить японскую разведку по ложному пути, в 1931 году было поручено агентуре перебросить в Маньчжурию одного кулака «втёмную», чтобы он вернулся оттуда с письмами и деньгами от белогвардейцев, - буднично рассказывал о деталях операции Макар Яковлев. - Вскоре в эту легенду включились и непосредственно японцы через свою белогвардейскую агентуру».
На самом же деле шпионский детектив закручивался вполне по законам жанра.
По легенде руководителями организации стали экономист треста «Сибзолото» Борис Гудков, в прошлом богатый домовладелец, бывший полковник белой армии Алексей Кобылкин, брат которого являлся ближайшим помощником руководителя Русского общевойскового Союза в Харбине Шильникова. В город был тайно направлен представитель «организации».
Центральной фигурой в начале игры с японцами стал бывший адъютант генерала Семенова. Он писал родным в Харбин из Иркутска и сообщал, что хорошо знает людей «из бывших», готовых бороться с советской властью, хотя дело это крайне опасное, и просил о помощи. Смысл этих писем был в том, чтобы убедить руководителей «Братства» полковника Кобылкина и генерала Ивана Шильникова в том, что в Иркутске активизируется подполье.
Японские разведчики после длительного изучения и проверки поверили в то, что «сопротивление» в Чите и Иркутске имеется. На границе в районе поселка Абагайтуй «подпольщики» создали «окно» для перехода за границу связников и агентов. А родственник одного из известнейших белоэмигрантов, он же «агент Соколов» (в то время в самом деле «брат шёл на брата), сообщал: «Из бесед с дефективными видно, что весь скот в Африке содержится по усиленным штатным нормам. Признаков, говорящих о подготовке к войне, не видно". Это значило, что на границе с Китаем стоят кавалеристы.
«Благодаря этому мы знали, какие вопросы интересуют их разведку, они почти прекратили активную выброску групп на нашу территорию из Маньчжурии, - вспоминает Макар Яковлев. - Мы получили некоторые антисоветские связи в Чите и Иркутске и вывели на нашу территорию двух активных японских разведчиков-белогвардейцев - полковника и юнкера. Таким образом мы показали японцам как глубоко наша агентура внедрилась в их органы».
Японцев удалось заставить отказаться от идей захвата Сибири. Это дало возможность выиграть время и спустя несколько лет дать бой Квантунской Армии на Халхин-Голе. А разведчиков из числа белоэмигрантов ждал выездной военный суд в Иркутске. Подробные хроники этого суда были опубликованы в «Восточно-Сибирской правде» в сентябре 1935 года.
«Первым допрашивается Иннокентий Кобылкин. Являясь выходцем из семьи офицера казачьего войска Забайкалья, есаул Кобылкин, начиная с 1917 года принимал самое активное участие в борьбе против советской власти. В эмиграции - он самый активный член «Русского общевоинского союза», «Братства Русской правды». После смерти генерала Шильникова, возглавлявшего все белогвардейские организации в Манчжурии, Кобылкин фактически сменил его», - читаем в отчёте с суда.
В ночь на 6-е мая этого года Кобылкин, поверив в существование «заговора», с грузом оружия, по паспорту на имя Михаила Саловарова нелегально перешел границу. На допросах полковник признался в том, что его целью были диверсии и сбор сведений об армии. Но в основном, конечно, личный инструктаж членов «подпольной группы» и разведка. Вместе с ним судили и выпускника Омского кадетского корпуса Переладова и секретаря военной миссии Олейникова. Всех троих приговорили к расстрелу.
История «Мечтателей» на этом закончилась, но противостояние разведок продолжалось. И не всегда «бывшие» шли против своего народа.
Полковник против японцев
За родину после пыток в японской тюрьме погибли сотрудник Главного полицейского управления Маньчжоу-Го, полковник царской армии Валентин Семёнов, врач Александр Жуков и сотрудник Бюро русских эмигрантов Николай Бонячук. Смертный приговор им был приведён в исполнение в Хайларской тюрьме через год после завершения дела «Мечтателей», в октябре 1936 года. Японские контрразведчики тоже дело знали.
Когда полковника «арестовали и подвергли нечеловеческим пыткам, с гордо поднятой головой он отвечал японскому следователю: «Я работал в интересах безопасности моего Отечества. Это во-первых. А во-вторых, я никогда не раскаивался, что принял решение стать на этот путь. Сожалею только, что служил Отечеству недолго. С Вами же сражался, как полковник русской армии. Красным я не стал и не забыл, откуда я родом».
Но станет известно об этом только в 1945-ом году, когда в руки СМЕРШа попадёт архив японской военной миссии в Хайларе. Больше двух лет полковник Валентин Степанович Семёнов, награждённый в первую мировую за личную храбрость Георгиевским оружием, воевавший в гражданскую против большевиков, передавал данные о планах японского командования из самого центра японской разведки в Москву… Потому что планы эти угрожали его родине.
Подготовлено при содействии УФСБ по Иркутской области