«Мы отвыкли оценивать способности детей»
- Сегодня едва ли не единственный способ вернуть школьникам интерес к обучению - заниматься с ними профессиональным ориентированием. Но если мы начинаем делать это позже восьмого класса - после школы они уедут в другой город. Начинать лучше с 7 класса. Седьмой - это последний класс, когда ребёнку не программируют мозг все подряд вопросом: гуманитарий он или технарь. Ему дают просто учиться. С восьмого его начинают прессовать. А восьмой класс сейчас - это уже 14 лет. В таком возрасте потребность у ребёнка в реальной деятельности такова, что если она не удовлетворяется, то исчезает на всю оставшуюся жизнь. А мы его ещё четыре года держим в школе и четыре года в вузе, то есть как минимум до 22 лет лишаем реальной деятельности. Я не представляю себе, как человек, который до 22 лет не забил ни одного гвоздя в стену, сможет забивать их в 23. Но ни один проректор, ни одного вуза, за редким исключением столичных городов, не будет финансировать учебную программу для 7 класса, потому что нужен результат через год. А его не может быть. Это просто несовпадение интересов и реальности. Результат может быть через три-четыре года. При этом одна из главных бед, сложившихся за последние десять лет, - мы начисто отвыкли оценивать способности детей как они есть. Бесконечное занижение требований к детям чрезвычайно вредно для них. А требования к детям занижены невероятно.
Ольга Андреева, «АиФ-Иркутск»: - Сейчас только ленивый не говорит о том, что у современных детей в школе бешенные нагрузки…
Михаил Просекин: - Речь не о школьной программе. Как учащиеся 30 лет назад ездили на те же соревнования? Ты занял на соревнованиях одно из четырёх первых мест и автоматически вошёл в сборную. Не бывало такого, чтобы в сборную попадал тот, кто стал пятым. Это всех очень мотивировало. Потом ты приходил домой и говорил родителям, что едешь на соревнования на неделю. Твоя обязанность была - сходить в школу и отнести справку, чтобы прогулы не поставили. Родители давали денег на карманные расходы, спрашивали, каким поездом вернёшься, чтобы встретить, и просили один раз за эти семь дней позвонить, потому что тренер всё равно хотя бы один раз отведёт всех на переговорный пункт. Всё. Детям было по 10-11 лет. Как сейчас это происходит? Детям по 15 лет. Мы собираем родительское собрание, оформляем приказ в департаменте образования на вывоз детей, за месяц согласуем покупку билетов, потом классный руководитель отпрашивает ребёнка у всех преподавателей, потому что как же так - он ведь пропускает три учебных дня! У него что, мозгов нет, чтобы нагнать эти три дня? Эта бесконечная опека - наша самая главная и колоссальная ошибка. И нынешний кризис ещё больше высветит эту ошибку.
- Каким образом?
- Кризис - это ситуация, когда со стороны работодателей начнётся гонка за людьми, которые умеют работать. Работодатели будут «схлопываться» не потому, что у них не хватает денег. Закрываться предприятия начнут оттого, что мы не научили такое количество людей работать. Почему? Потому что у нас деточка в школе до 15 лет за ручку ходит. Потому что «…ой, как же они к ЕГЭ должны готовиться?».
Сейчас всё, что будем слышать про банкротства, - это просто нехватка профессионалов в команде. Больше никаких причин закрытия бизнеса быть не может. Но мы увидим огромное количество закрытых бизнесов. Что касается Иркутской области, то здесь он меньше чувствуется, чем, например, Ивановская, Пензенская или Белгородская области. Мы лес экспортируем, электроэнергию вырабатываем. У нас нефтепровод тянется, у нас есть железная дорога и алюминий. Они не умрут. Предприятия будут не столько закрываться, сколько сжиматься.
В первую очередь кризис коснётся тех, у кого управление персоналом осуществлялось по схеме «Ну и ладно». Но мы получим бешеное давление на выпускников. Сейчас выйдут на рынок труда люди с опытом работы, а те, кто только из вуза, - ничего не умеют в большинстве своём. И получим социальную напряжённость со стороны родителей, с шеи которых не сняли этих оболтусов.
«Не могу продолжать финансировать Иркутскую область»
- Мы являемся очень уважаемой в научном, методическом и практическом смысле группой по работе со школьниками в стране. 3-4 раза в год, четыре года подряд возили детей командой от 2 до 7 человек на всероссийский конкурс проектных работ. И не было ни одного случая, чтобы мы вернулись без дипломов. И не было ни одного года, когда бы не занимали первое место. Осенью 2014 года нам было сказано: больше никаких денег на поездки.
- Почему?
- Причины не объяснили. Дети не пишут заявки на конкурсы, хотя проектная работа продолжается. Кончилось тем, что начали звонить организаторы конкурсов и спрашивать, всё ли у меня в порядке со здоровьем, потому что мы не прислали заявки на этот год. А потом звонить детям и спрашивать, почему они не написали работы. А не делали этого, потому что нам отказались оплачивать билеты. Делать это за свой счёт у меня уже нет возможности. Не могу продолжать финансировать Иркутскую область
- И как ты видишь развитие ситуации?
- Мы не поехали на Балтийский конкурс, не поехали на «Юниор», не поедем на наноолимпиаду, в которой всю жизнь занимали места. Мы на год выпали из конкурсной программы. В этом году Иркутская область впервые за четыре года нигде не будет представлена… У нас есть ещё один принцип. Мы не берём денег с родителей. Считаем, что умные и богатые должны учиться вместе, но при этом со стороны преподавателей между ними не должно быть никакой разницы. Степень благосостояния родителей не влияет на умственные способности ребёнка. Делать так: вы посылаете работу, потому что ваши родители оплатят билет, а вы не посылаете, потому что денег нет, - неправильно. Поэтому мы сказали: «Не посылает никто». Теперь будем вынуждены ездить только на те конкурсы, где приглашающая сторона оплачивает вообще всё. А их очень мало.
Другая история из этой же серии. Мы три года вместе с корпорацией Intel проводим на Байкале летнюю школу «Проектное образовательное пространство». При этом я 2,5 года говорил и одному министру, и другому, что Intel готов при наличии административной и минимальной финансовой поддержке регионального министерства образования проводить отборочный этап конкурса для школьников Сибири и Дальнего Востока. Все самые умные школьники со всей этой территории будут приезжать в Иркутск. А это около 4 тыс. человек. За 2,5 года я не получил никакого ответа. Естественно, что Intel от этого устал. В октябре прошлого года мне позвонила руководитель образовательных программ Вера Баклашёва и сказала: «Мы поговорили с Красноярском, они готовы завтра. Но вы сможете приехать на время конкурса и проконтролировать, чтобы он проходил согласно нашим стандартам?» Тот вопрос, который я здесь не смог решить 2,5 года, в Красноярске решили за две недели. Нынешней осенью конкурс пройдёт в Красноярске, мы его будет курировать методически, потому что не можем провести в Иркутске.
- Что всё же тебя удерживает в Иркутске?
- Основная причина, по которой можно терпеть такое отношение, - это то, что дальнейший отъезд на Запад тех людей, которые умеют что-то делать, приведёт к потере территории Российской Федерации. Как бы пафасно ни звучало, для меня это серьёзная причина. Но она не бесконечна по времени. Помимо всего прочего, эффективность моей работы при таком отношении просто падает.
В Приангарье 20 школ планируется адаптировать для инклюзивного образования 
Уроки чтения. Почему литература в школе – скучный предмет? 
Стоимость высшего образования в Приангарье подорожала? 
В Приангарье в морозы дети могут не посещать школу 
Из вуза - за прилавок? Почему вложения в образование не оправдываются