По ту сторону цивилизации

Фото: Инны ПАЛЬШИНОЙ

Восточный Саян, Республика Тыва, озеро Дерлиг-Холь. 1400 метров над уровнем моря. Здесь нет дорог. Расстояние до цивилизации измеряется днями пути по горам и непроходимой тайге. Уже шесть лет в этой глуши живут люди - православные монахи. Нам позволили пожить рядом с ними несколько дней и один из них провести вместе от начала до конца, со всеми молитвами и обрядами. Чтобы хоть немного почувствовать, что обрели они, так далеко ушедшие от цивилизации.

   
   

29 февраля. У нас - шестой день экспедиции по Восточному Саяну, у монахов - третий день Великого Поста. Первая седмица - самая строгая. Архимандрит Константин и матушки Нина и Анастасия творят молитвы почти целый день. Они встречают в горах уже седьмую зиму, с ними - крупный пёс Серый, похожий на волка. Нынешние морозы оказались для них самыми суровыми: температура зашкаливала за минус пятьдесят.

«Русский лама»

Идут третьи сутки нашего знакомства. Столько же времени заняла дорога сюда. Добраться в эти края можно только на вертолёте и по реке: зимой на снегоходе по замёрзшим руслам или летом - на лодке. Для скитальцев (себя они называют пустынниками) это уже не первое пристанище: пешком, на вертолётах и вплавь они пересекли сотни здешних таёжных километров. Они говорят, что решили уйти в горы, чтобы спасти Россию. О них говорят, что здесь сохраняют православную веру «как она есть».

- Мы не стремимся к тому, чтобы стать мучениками или святыми, хотим лишь чуть прикоснуться к этому, примерить на себя: а что я рядом с ними? - внимательно смотрит на меня архимандрит Константин. Когда-то у него был личный водитель и все положенные привилегии (архимандрит - очень высокий сан, следом за ним идёт епископ). По собственному проекту батюшка построил огромную кирпичную церковь в деревне Похвистнево под Самарой. Ещё в советские годы открыл в столице Тывы Кызыле воскресную школу, за что подвергался серьёзным гонениям со стороны властей. Там архимандрит (как его называли, «русский лама») крестил 50 семей. И это в ту пору, когда за принятие христианской веры тувинцев могли убить собратья.

Батюшка исколесил центральную Россию с концертами христианской самодеятельности, работал с трудными подростками, писал иконы (этому мастерству его учила одна из лучших иконописиц мира). До того как поступить в семинарию, подумывал стать лётчиком или писателем, успел отслужить в армии и даже готовил для пограничников служебных собак…

Исправно отслужив в церкви сорок лет, он решил уйти в горы. Тогда, когда заговорили о биометрических паспортах нового образца. И ушёл, а с ним - тридцать его прихожан.

«АиФ в ВС»: - Батюшка, а это так страшно - паспорта с микрочипами?    
   

- С ними у человека совсем свободы не останется. Сейчас попробуй забери у человека мелочь - мобильный телефон, он уже закричит: «Отдай! Не могу без него!» Мать зовёт сына обедать, а он за компьютером играет: «Мам, сейчас ещё пятерых убью - и приду». Это всё от лукавого, а мы ушли, чтобы хоть какую-то свободу сохранить.

Даже в момент самых увлечённых речей батюшка не фанатичен.

Архимандрит чем-то похож на Петра Мамонова в фильме «Остров», только с белой пушистой бородой, и в глазах нет какой-то мятущейся потерянности. Вопреки всем предыдущим ожиданиям, он оказался не суров, а радостен. Тактичный, деликатный, он смотрит внимательно, будто заглядывает внутрь и хочет найти там что-то в глубине.

Накануне вечером он рассказывал историю из своей жизни. В небольшой деревеньке под Ульяновском, где он родился, когда-то был храм. Много лет он стоял разрушенным. Послевоенные мальчишки во главе с Сашкой - будущим отцом Константином - играли на его развалинах. И тут Сашка услышал голос: «Иди, встань на том месте, и ни один камень в тебя не попадёт».

- Я передал ребятам те слова и встал, куда указывал мне голос. Сначала они боялись попасть, кидали маленькие камушки. Потом разозлились, раззадорились, стали хватать булыжники и швырять в меня, - отец Константин говорит без тени злости. В нём чувствуется глубокий ум и временами - тонкая ирония. - А после голос сказал: «Хватит». Я встал с этого места, и ни одна рука не поднялась на меня с камнем.

После этого случая за мальчиком в деревне закрепилась слава «особенного». А когда уже студентом семинарии он приехал на родину, решил снова сходить к разрушенному храму. То место, где стоял под градом камней невредимый Сашка, оказалось местом, где во время службы должен стоять священник.

Мир без шелухи

…Меж тем идёт утренняя молитва. У образов теплится лампадка, на обычной гладильной доске лежат стопкой книги, по которым творят молитвы матушки. Встали около восьми по местному времени (разница между Иркутской областью и Тывой - час) и сразу, без завтрака, отправились в келью отца Константина. Здесь - и место служб, и библиотека - высокий, до потолка шкаф с тетрадями и книгами. Светает, и за окном становятся видны озеро и корона гор. Время от времени батюшка кладёт кусочки благовоний на бок раскалённой железной печи.

Поют заутреню, следом - специальные молитвы для поста. После первых трёх часов стоять тяжело. Анастасия - мой «экскурсовод» - подсказывает, что скоро, во время акафистов - можно будет присесть. Даже в три голоса молитвы звучат немыслимо красиво. Особенно чистый голос у Анастасии (на вид ей чуть больше двадцати пяти - подробно о своей «мирской» жизни женщины не рассказывают).

Время тянется медленно, как в детстве. По деревянному полу ползут солнечные зайцы, блики лампадки играют на образе в суровой деревянной раме. От того, что вокруг на много километров ни души, приходит ощущение, что весь мир - законченный и цельный - здесь, перед вами. Каждый предмет, звук, запах словно вновь обретает свою утраченную, забытую ценность.

«Великое переселение»

Батюшка благословляет меня читать имена людей, за чьё здоровье здесь просили молиться. Читаю подписи: «от Андрея из Лондона», «с Кипра», «из аэропорта»… Парадоксально, что, даже изолировавшись от внешнего мира, здешние обитатели знакомы с массой интересных людей. Как здесь говорят, «бог свёл».

Новостей из внешнего мира при этом минимум. Отец Константин накануне только поинтересовался, как дела в Ираке и на Украине, матушки - отменён ли теперь перевод часов. Точного времени здесь никто не знает уже несколько месяцев: одни часы остановились, другие давно сбились. Связь с миром - «только через молитвы» и рассказы гостей. Матушке Нине несколько месяцев назад пришло одно письмо, да и то в суматохе мы оставили в Тулуне. Теперь получится привезти только в следующий раз - может, в середине весны, а может, и к лету. До нас люди здесь были только осенью.

Несколько раз в год завозит сюда «гуманитарную помощь»: масло, свечи, крупы путешественник и предприниматель Николай Терещенко. На этот раз в посылке - валенки «на резиновом ходу», фрукты и рис с гречкой. Шесть лет назад охотовед случайно обнаружил деревеньку монахов в одном из своих путешествий. А полтора года назад Николай Васильевич приютил этих людей у себя в домиках (здесь у него небольшая база отдыха), после того как «спасательной операцией», организованной с участием спецслужб, монахов насильно вывезли из Саян. Тогда здесь было почти 30 человек: под дулом автоматов за десять минут беззащитных людей погрузили на вертолёт. Многие даже не успели тепло одеться. Кстати, «вертушку» ждали больше суток, и всё это время монахи отогревали у себя приехавших за ними работников МЧС - спасали спасателей.

Поговаривают, на этой операции кто-то «отмыл» немалые суммы. На старом месте - в нескольких десятках километров отсюда - до сих пор осталось много вещей.

Путь матушки

…Когда молитвы закончены, время уже клонится к вечеру - по ощущениям около четырёх часов дня. Завтрак - он же обед - совсем простой: гречневая каша без масла, хлеб и мёд. Питаются здесь тем, что добудут (рыба, орехи, ягоды), и «чем Бог пошлёт» - точнее, постоянные помощники и приезжие туристы. После обеда старшая из матушек, Нина (на вид ей около шестидесяти), заводит постные блины: мука, вода и сода с уксусом. Чтобы не прилипали, дно сковороды смазывает восковой свечой. Матушка работает вдохновенно - не стряпает и не печёт, а именно творит.

«АиФ в ВС»:- А готовите вы тоже с молитвой?

- Наши предки всё делали с молитвой, даже в дом без неё не входили. Это теперь всё забылось, а мне повезло, потому что обычаи хранила бабушка, она же сберегла и веру в атеистической стране, - рассказывает женщина.

Здешние стены украшены завитыми, до гладкости обкатанными водой деревянными корягами. Их художница матушка Нина собирает вдоль берега: одна напоминает ей рыбу, другая - чудо-птицу. Коряги раскрашивает карандашом, а иные и вовсе не трогает.

Именно матушке Нине, всю жизнь прожившей в Самаре и привыкшей ко всем благам цивилизации здесь пришлось тяжелее всех: «Из города попала сразу к костру». За обедом отец Константин рассказывал, как они шли по восемь дней без еды. Как в лютый мороз, чтобы спастись, ночевали в пещере-наледи, образовавшейся на реке, как брели по колено в ледяной воде, в насквозь промокших валенках.

- Больше всего меня поразили эти люди, - сказал уже после экспедиции наш оператор Дмитрий, - тем, что умение ночевать под открытым небом или выживать в тайге я считал своим едва ли не главным достоинством. А здесь слабые женщины уже несколько лет совершают такой подвиг, даже не ставя его себе в заслуги.

Действительно, женщины здесь наравне с батюшкой занимаются всей мужской работой - рыбачат, топят печи и колют дрова. В один из дней, например, в перерыве между молитвами взяли простые сани-волокуши и отправились в тайгу. Бензопилой (её подарили геологи, с которыми монахи долгое время прожили бок о бок) повалили высокую сухую сосну сантиметров сорок шириной. Тяжёлые чурки все грузили на равных и спускали сани вниз с горы.

Анастасия

Вечер. Уже стемнело, электричества в домиках монахов нет («вот вы уедете - уйдёт и цивилизация»). Зарисовываю в блокнот женский монашеский наряд: на голову надевается апостольник, чёрная накидка до плеч, сверху - шапочка-камилавка. Под диктовку травницы Анастасии записываю рецепты чаёв: оказывается, листья смородины хорошо заваривать с жимолостью и курильским чаем, а малину лучше ни с чем не сочетать, чтобы не заглушила другие ароматы…

Анастасия просит рассказать о журналистах: попадаются ли среди них люди в возрасте. Первым почему-то приходит на ум натуралист Василий Песков. Узнав, что он пишет о природе, молодая матушка удивительно чистым языком сама начинает рассказывать об окрестных горах и озёрах:

- Помню, на Билине, где мы прежде жили, по обе стороны тянулись две каменных гряды: одна на монгольской стороне, другая - на тувинской. А между ними, посреди реки - остров из чистого камня. И на этом голом камне росла трава в человеческий рост и тополя-гиганты, такие извилистые, что чудо-фотографии бы получились…

На телевидении есть статистика: человека с экрана можно слушать в среднем 20 секунд. Если оратор наделён актёрскими способностями - от силы минуту. Анастасию можно было бы снимать часами и ставить моноспектакль - так выразительна в момент рассказа эта девушка.

Язык у неё очень простой и чистый. Речь льётся легко и сама собой, как здешние реки - ни жаргона, ни слов-паразитов, ни повторов или прочих примесей. В диалоге с ней как-то особенно явно начинаю ощущать собственную неповоротливость и косноязычие.

Язык этой девушки не назовёшь устаревшим, при этом она не использует ни одного заимствованного слова. А вот ощущение другой эпохи вызывает скорее окружающая обстановка: бревенчатые стены, керосиновая лампа (фонариками редко пользуются, потому что почти сели батарейки), длинные платья женщин и платки на их головах. У Анастасии выразительные светло-карие глаза с пушистыми ресницами, вздёрнутый нос, пухлые, будто детские руки - такую проще представить деревенской девчонкой-сорванцом, чем православной монахиней.

…Поздним вечером, после молитвы, Анастасия читает вслух жития святых, а потом разговариваем о наболевшем. О кризисе духовности и выхолащивании церкви, которые, по мнению батюшки, видны даже в мелочах:

- Взять то же вино - кагор. На этикетке печатают лик Спасителя или Богородицы, а потом выбрасывают бутылку в одну урну с туалетной бумагой. Если бы так поступили с изображением пророка Мухаммеда, мусульмане обидчиков стёрли бы в порошок. А у нас так можно, - чувствуется, что батюшка давно хотел поговорить об этом.

Анастасия рассказывает про белизну, на этикетке которой изображён православный храм и про пасхальные наклейки с храмами и иконами, которые после праздника тоже оказываются в урне.

- Или вот раскраска с ликами святых, - батюшка рассказывает об ошибках в популяризации православия, - ребёнок по ней топчется - откуда же у него с детства возьмётся благоговение.

Анастасия вспоминает, как на слёте православной молодёжи ей поручили на четыре газетных полосы «найти чего-нибудь увлекательного», иначе никто читать не будет.

…Говорят, что официальная церковь относится к здешним монахам неодобрительно. А они мечтают, если всё будет хорошо, построить на берегу маленькую деревянную часовню для путешественников. Каждый день они молятся за спасение страны и живут в мире, где медведь реальнее магазина. После возвращения от них сразу становится заметно, сколько ненужного и избыточного нас окружает. И насколько радостно можно жить, ничего не имея за душой.

О вере и чудесах

Во время нашей беседы отец Константин много рассказывал о знаках, чудесах и знамениях. Бог есть вокруг, считает он, поэтому их, безоружных, не трогают здешние волки и медведи, поэтому им удаётся выжить здесь один на один с природой. Мы решили вынести эти сюжеты за текст нашего повествования и дать батюшке возможность рассказать от первого лица.

Спасённый колокол

- На нашем пути однажды встретился огромный каньон, через который нужно было пройти. И мы вдвоём со спутником с рюкзаками отправились в путь. С каждым шагом стена, вдоль которой мы шли, становилась всё отвеснее, внизу бурлила и билась о камни вода. Мой спутник испугался и бросил меня, и дальше я шёл один. Возвращаться назад уже не хватило бы сил. Впереди оставалось совсем немного, но там была только отвесная стена. Я бросил в пропасть рюкзак, тянувший меня вниз и взмолился: «Господи, помоги мне спастись». Рассмотрел на камне маленькую ступеньку. Ухватившись за неё, я смог добраться до безопасного места. А когда спустился вниз и поднял мой рюкзак, обнаружил, что всё в нём стёрто в муку, кроме одного предмета - остался цел небольшой церковный колокол, который я нёс с собой.

Избушка с секретом

- Однажды мы шли по тайге, двигались к озеру, на берегу которого хотели поселиться. Нас тогда было много, шли маленькие ребятишки (несколько православных семей решили уйти в тайгу с детьми). Мы долго не могли выйти к озеру, припасы почти закончились, поэтому почти без еды шли уже восьмой день. Дети совсем приуныли, и, чтобы немного их отвлечь, мы стали заводить разговор о сладостях: дескать, вот бы сейчас пряников, или конфет, или сгущёнки… И вот в конце дня мы выходим на старое зимовье. А там - и крупы, и мука, и сгущёнка, и конфеты, про которые мы с детьми говорили. Ребятишки ими тут же карманы набили. Мы взяли продуктов сколько нужно и оставили записку местному егерю Ивану: «Ваня, мы шли восемь дней без еды. Прости, что взяли из твоих запасов». А когда через несколько дней встретили егеря, оказалось, что избушка давным-давно заброшена, и никаких продуктов там он не оставлял. Он пошёл проверить, и ничего в избушке не обнаружил, только дорожку из конфетных фантиков, которые бросали дети.

Справка:

Название озера Дерлиг-Холь, на берегу которого живут монахи, переводится как «отражение неба» или «глаза в небо». А вытекает из озера река Хамсара (Самсара) - в переводе «Лама и удочка» - на берегу этой реки летом часто рыбачит и «русский лама» отец Константин.

Смотрите также: