В Иркутске собираются отреставрировать заброшенное здание гостиницы, где в 1890 году во время поездки на Сахалин останавливался Антон Чехов. Кстати, во время своего длинного путешествия писатель успел посетить немало сибирских городов, о которых он рассказывал в письмах семье и друзьям. Подробности в материале irk.aif.ru.
«Встретил много зайцев и одну мышь»
«В Тюмени я купил себе на дорогу колбасы, но что за колбаса! Когда берешь кусок в рот, то во рту такой запах, как будто вошел в конюшню в тот самый момент, когда кучера снимают портянки; когда же начинаешь жевать, то такое чувство, как будто вцепился зубами в собачий хвост, опачканный в деготь. Тьфу! Поел раза два и бросил».
Томск – скучнейший город
В пути автору не повезло с погодой. В Томске он столкнулся с аномально дождливой весной – похожая, по словам местных жителей, была только в 1842 году.
«Половину Томска затопило. Мое счастье! Нужно будет дождаться того времени, когда прекратятся дожди. Говорят, что дорога до Иркутска возмутительна. Здесь есть «Славянский базар». Обеды хорошие, но добраться до этого «Базара» нелегко - грязь невылазная. Сегодня (17 мая) пойду в баню. Говорят, что на весь Томск имеется один только банщик – Архип».
Томск не впечатлил классика. А, может быть, с погодой не повезло, и это сказалось. Во всяком случае, он едко подмечает в одном из писем: «Замечателен сей город тем, что в нём мрут губернаторы».
«Томск скучнейший. Если судить по тем пьяницам, с которыми я познакомился, и по тем людям, которые приходили ко мне в номер на поклонение, то и люди здесь прескучнейшие. По крайней мере мне с ними так невесело, что я приказал человеку никого не принимать».
Из-за плохих дорог в пути Антону Павловичу не удавалось полноценно отдохнуть, высыпаться удавалось только в гостиницах.
«Здесь, когда едешь и не спишь ночью, сон ценишь превыше всего; на земле нет выше наслаждения, как сон!»
Также писатель замечает, что, вопреки расхожему мифу о медведях на улицах, из пушных зверей он встретил только «очень много зайцев и одну мышь».
«Я согласился бы жить в Красноярске»
На пути в Красноярск Чехову предстояло проделать длинный путь через тайгу, и до этого города он «еле дополз». Однако уже на подъезде к Красноярску автор пишет: «Как будто спускаешься в иной мир».
«Из леса выезжаешь на равнину, которая очень похожа на нашу донецкую степь, только здесь горные кряжи грандиознее, - пишет Чехов семье 28 мая 1890 года. - Солнце блестит во всю ивановскую и березы распустились. Слава богу, въехал-таки я наконец в лето, где нет ни ветра, ни холодного дождя. Красноярск красивый интеллигентный город; в сравнении перед ним Томск свинья в ермолке и моветон. Улицы чистые, мощеные, дома каменные, большие, церкви изящные. Я согласился бы жить в Красноярске. Не понимаю, почему здесь излюбленное место для ссылки».
Чехов считает,что природа и люди в Сибири «мало чем отличаются от российских».
«Когда приеду, расскажу Вам про Енисей и тайгу - весьма интересно и любопытно, ибо представляет новизну для европейца, всё же остальное обыкновенно и однообразно, - пишет Чехов в письме Плещееву. - Вообще говоря, сибирская природа мало отличается (наружно) от российской; есть различие, но оно мало заметно для глаза. Дорога вполне безопасна. Грабежи, нападения, злодеи - всё это вздор и сказки. Револьвер совершенно не нужен, и ночью в лесу так же безопасно, как днем на Невском».
В письме брату Алексею Чехову от 5 июня Антон Павлович так рассказывает о своих впечатлениях от сибирского путешествия.
«Сибирь есть страна холодная и длинная. Еду, еду и конца не видать. Интересного и нового вижу мало, зато чувствую и переживаю много. Такие ощущения, которые в Москве и за миллион не испытаешь. Тебе бы надо в Сибирь! Попроси прокуроров, чтобы тебя сюда выслали. В общем я своею поездкой доволен и не жалею, что поехал. Тяжко ехать, но зато отдых чуден».
Также Чехов замечает, что, чем ближе дальше он продвигался по Сибири, тем выше становились цены на привычные товары.
«Хлеб ржаной, т. е. мука ржаная, уж 70 коп. за пуд, тогда как по ту сторону Томска она 25-27 к., а пшеничная 30 к. Табак, продающийся в Сибири, подл и гнусен; дрожу, так как мой уж на исходе».
Иркутск - «совсем Европа»
В Иркутск Чехов прибыл 4 июня 1890 года. В первую очередь Антон Павлович отмечает жаркую погоду, которая в те дни стояла в Приангарье.
«До такой степени жарко, что снимаем в дороге сюртуки и сапоги. Благодаря хорошей погоде и изобилию зелени самочувствие великолепное. Послал за квасом, который здесь очень хорош».
Подробнее Иркутск Чехов описывает в письме семье от 6 июня.
«Превосходный город. Совсем интеллигентный. Театр, музей, городской сад с музыкой, хорошие гостиницы... Нет уродливых заборов, нелепых вывесок и пустырей с надписями о том, что нельзя останавливаться. Есть трактир «Таганрог» (Чехов родился в Таганроге, - прим. Ред.). Сахар 24 коп., кедровые орехи 6 коп. за фунт. Пью великолепный чай, после которого чувствую приятное возбуждение. Вижу китайцев. Добродушный и неглупый народ. Есть великолепная кондитерская, но всё адски дорого. Тротуары деревянные. Мехов, вероятно, не привезу. Не знаю, где их продают, а спросить лень. В Иркутске рессорные пролетки. Он лучше Екатеринбурга и Томска. Совсем Европа».
В Иркутске Чехов жил в гостинице «Амурское подворье» в самом центре города. Сейчас это улица Фурье. В наши дни здание гостиницы, построенное в конце XIX века, находится в заброшенном состоянии. Несколько лет назад все окна здесь замуровали с помощью щитов из профлиста, чтобы защитить небезопасный объект от любителей полазать по заброшкам.
Специалисты службы по охране объектов культурного наследия получили обращение от собственника здания, который пожелал не просто вернуть историческому дому изначальный облик, но и адаптировать его под современное использование.
Здесь может появиться, например, бутик-отель или кластер кафе и ресторанов.
Листвянка на Байкале «похожа на Ялту»
Через несколько дней Чехов уехал из Иркутска и добрался до Листвянки, известного сегодня всем курортного посёлка на берегу Байкала. В те времена это была деревня Лиственичная, в которой писателю пришлось задержаться в ожидании парохода. Это вызвало у него беспокойство, поскольку через неделю уходил другой пароход, из Сретенска (город в Забайкальском крае – прим. Ред.), на который надо было успеть.
«Ехали мы к Байкалу по берегу Ангары. Берега живописные. Горы и горы, на горах всплошную леса. Погода была чудная, тихая, солнечная, теплая; мне было так хорошо, что и описать нельзя. Это, вероятно, после сиденья в Иркутске и оттого, что берег Ангары на Швейцарию похож. Ехали по берегу, доехали до устья и повернули влево; тут уже берег Байкала, который в Сибири называется морем. Зеркало. Другого берега, конечно, не видно. Берега высокие, крутые, каменистые, лесистые; направо и налево видны мысы, которые вдаются в море вроде Аю-Дага или феодосийского Тохтабеля. Похоже на Крым. Станция Лиственичная расположена у самой воды и поразительно похожа на Ялту; будь дома белые, совсем была бы Ялта».
Курицы нет – зато есть водка
В Листвянке Чехов с попутчиками заняли небольшую квартиру за приличную цену – рубль в сутки.
«Горы, леса, зеркальность Байкала – всё отравляется мыслью, что нам придётся сидеть здесь до пятницы. Вдобавок ещё не знаем, что нам есть. Население питается одной только черемшой. Нет ни мяса, ни рыбы; молока нам не дали, а только обещали. За маленький белый хлебец содрали 16 коп. Купил я гречневой крупы и кусочек копчёной свинины, велел сварить размазню; невкусно, но делать нечего, надо есть. Весь вечер искали по деревне, не продаст ли кто курицу, и не нашли... Зато водка есть! Русский человек большая свинья. Если спросить, почему он не ест мяса и рыбы, то он оправдывается отсутствием привоза, путей сообщения и т. п., а водка между тем есть даже в самых глухих деревнях и в количестве, каком угодно. А между тем, казалось бы, достать мясо и рыбу гораздо легче, чем водку, которая и дороже и везти ее труднее».
К слову, на пароход из Сретенска Чехов всё-таки успел. В этом писателю помогло удачное стечение обстоятельств, о котором он рассказывал в одном из писем семье.
«В четверг утром я пошел прогуляться по берегу Байкала; вижу – у одного из двух пароходишек дымится труба. Спрашиваю, куда идет пароход? Говорят, в Клюево; какой-то купец нанял, чтобы перевезти на тот берег свой обоз. Нам нужно на станцию Боярскую. Спрашиваю: сколько верст от Клюева до Боярской? Отвечают: 27. Бегу к спутникам и прошу их рискнуть поехать в Клюево. Мы рисковали не найти лошадей, засидеться в Клюеве и опоздать к пароходу. Тогда пришлось бы ждать до вторника. Согласились. Забрали свои пожитки, весёлыми ногами зашагали к пароходу и тотчас же в буфет. Полцарства за тарелку супу! Буфетик препоганенький, выстроенный по системе тесных ватерклозетов, но повар Григорий Иваныч, бывший воронежский дворовый, оказался на высоте своего призвания. Он накормил нас превосходно».
Плыть путешественникам пришлось в каюте второго класса, а палуба вся была занята обозными лошадьми. Как отмечает Антон Павлович: «казалось, что я еду на разбойничьем пароходе».
«В Клюеве сторож взялся довезти наш багаж до станции; он ехал, а мы шли позади телеги пешком по живописнейшему берегу. Дорога лесная: направо лес, идущий на гору, налево лес, спускающийся вниз к Байкалу. Какие овраги, какие скалы! Тон у Байкала нежный, тёплый».
Улан-Удэ – «миленький городок»
Также Чехов в подробном письме семье коротко рассказывает о Бурятии и Забайкальском крае.
«Селенга – сплошная красота, а в Забайкалье я находил всё что хотел: и Кавказ, и долину Псла, и Звенигородский уезд, и Дон. Днем скачешь по Кавказу, ночью по Донской степи, а утром очнешься от дремоты, глядь, уж Полтавская губерния – и так всю тысячу верст. Верхнеудинск (ныне Улан-Удэ – прим. Ред.) миленький городок, Чита плохой, вроде Сум. О сне и об обедах, конечно, некогда было и думать. Делали в сутки 200 верст – больше летом нельзя. Обалдели. Жарища к тому же страшенная, а ночью холод, так что нужно было мне сверх суконного пальто надевать кожаное; одну ночь ехал даже в полушубке».
Классику повезло прибыть в Сретенск вовремя – за час до отплытия парохода. Здесь завершилось его путешествие писателя по Сибири и началось новое путешествие – по Дальнему Востоку. Но это уже совсем другая история.