В Иркутской области более 160 труднодоступных деревень и посёлков, большинство – северные. Живут в них – от одного до 1 200 человек. Часто населённые пункты отделяют от соседей сотни километров дикой тайги. Это особый мир с особыми людьми. Подробности в материале irk.aif.ru.
Были тысячи, остались единицы
Посёлок Светлый в Бодайбинском районе когда-то был не просто крупным, а очень крупным. В 1939 году здесь жили более пяти тысяч человек, работали на золотодобыче. Но в середине прошлого века шахты закрылись, люди стали разъезжаться. Сегодня от былых тысяч осталось 28 жителей. Это по прописке, по факту – меньше десятка. Иногда здесь снимают жильё работники подрядных организаций, строящих неподалёку горнорудную фабрику. Своей администрации в Светлом нет – всем управляют из посёлка Кропоткин.
«Магазин там давно закрылся, у нас в муниципалитете есть работник, которому жители примерно два раза в месяц дают деньги, мы выделяем топливо, он закупает продукты по заказам и отвозит в Светлый на грузовике, – рассказывает глава Кропоткинского муниципального образования Олег Коробов. – Ехать туда – почти 40 км, зимой по льду реки Жуи, летом через броды».
Жители надеются, что со временем через реку появится понтонный мост, его планируют строить для нужд фабрики. Примерно так получилась с сотовой связью – в Светлом она имеется, потому что туда «добивает» вышка связи, которую поставили для своих нужд золотодобытчики. Освещения на улицах нет, но в домах свет остался – ЛЭП попрежнему работает.
Местные, кто не на пенсии, занимаются охотой и рыбалкой. Единственный в Светлом школьник во время учебного года живёт у тёти в Кропоткине.
Похожая судьба у усть-кутских деревень Максимово и Бобровка, которые присоединили к посёлку Ручей.
«В этих деревнях живут один-два человека, те, кто не хочет переезжать, – обрисовывает картину жительница Ручья Светлана Каплёва. – Один мужчина – пенсионер, ему брат предлагал перебраться сюда, жить есть где. Но он не соглашается – приезжает в посёлок пенсию получить и закупить продукты, а потом охотники по пути к своим угодьям подвозят его обратно».
Через 18 километров болот
Почти всегда попасть в такие удалённые посёлки – целое приключение. Взять, к примеру, деревню Вершина Ханды в Казачинско-Ленском районе.
«Это было крупное поселение эвенков, – вспоминает староста деревенской общины эвенкийка Зоя Джуракулова. – Сюда нас переселили со стойбищ. Однако в 90-е почти все перебрались в райцентр Казачинское. Сама я хоть и глава общины Вершины Хонды, но живу в Казачинском, работаю в районной больнице врачом. Сейчас в деревне постоянно живут человек шесть. Занимаются охотой и рыбалкой. Но у всех, и у меня тоже, там остались дома, которые мы поддерживаем в порядке. Приезжаем на малую родину провести национальные праздники».
Легко сказать – «приезжаем». Из Казачинского в Вершину Ханды ведёт в прямом смысле не дорога, а направление. Как ляжет снег, туда прокладывают зимник, но в тёплое время года только часть пути проходима для автомобилей. 18 километров болот и буераков можно преодолеть только на лошадях, пешком или на болотоходах. Здесь их называют «каракаты». Производят – Нижнеудинске. Необычное название машина получила в честь одного из первых вездеходов, который носил имя «Каракатица».
«Купить технику мы можем на деньги, которые газовики платят за пользование нашими землями, – объясняет Зоя Алексеевна. – Связь в деревне есть только через таксофон, подключенный через спутник. Таксофон установлен в клубе, постоянно там никто не присутствует, поэтому они нам позвонить могут, а мы им – нет. И даже такая односторонняя связь сильно зависит от погоды. Через густую облачность сигнал пробивается еле-еле».
«Пьяный геодезист ткнул карандашом в карту»
Ещё одна удалённая от «цивилизации» точка на карте бескрайнего Севера – посёлок Визирный на реке Лене в 200 км от Киренска. Здесь дважды побывал с научной экспедицией социолог, проректор по науке Иркутского государственного университета Константин Григоричев.
«Визирный возник как центр заготовки леса, как говорят сами жители, место для него выбирали по принципу «пьяный геодезист ткнул карандашом в карту», – рассказывает учёный. – Сегодня здесь 28 местных жителей. А было 400 человек. На пике развития, в 1980-е, это был крупный населённый пункт со школой, больницей, клубом».
Большинство местных – мужчины. Пытались привозить сюда жён, но те сбегали: кто через неделю, кто через месяц. Никаких социальных учреждений в Визирном больше нет. Формально работает библиотека, но единственный посетитель – дочь старосты, которая раз в неделю моет там полы. Школа со стороны выглядит так, будто закрыта лишь на лето, но главный вход зарос деревьями.
По наблюдениям социолога, жители северного посёлка отчётливо делятся на две группы. Одни хотят уехать «на большую землю», разбирают брошенные дома на дрова, часто злоупотребляют спиртным. Другие, наоборот, активно строятся в расчёте не только на себя, но и на туристов, которые «вдруг сюда приедут». Их позиция: «Нам от государства ничего не надо, раз оно не в состоянии нам помочь, то пусть хоть не мешает, не лезет с своим регулированием».
«Я условно разделил жителей на тех, кто «проживает наследство», и тех, кто его «обживает», но и те, и другие в глубине души понимают, что будущего у посёлка нет, – резюмирует социолог. – Появление таких населённых пунктов – последствия того, что советский подход предполагал создание жилья рядом с объектами экономики, а когда экономика сильно изменилась, закрылись производства, леспромхозы, то люди остались брошенными. При этом новые проекты по освоению Севера, даже масштабные, ориентированы на вахтовиков. Ни о каком возрождении северных посёлков речи не идёт. Да и новые при месторождениях создавать не стоит».
Комментарий
Евгений Хоменко, первый заместитель мэра Мамско-Чуйского района:
– У нас весь район можно назвать северным и труднодоступным. Сейчас тревожный вопрос – доставка топлива для котельных. В районе числится три тысячи человек, в реальности живёт примерно две с половиной тысячи – многие выехали, но сохранили северную прописку. После того как у нас перестали добывать слюду, район не развивается. Население сокращается. Этот процесс будет идти ещё долго, так как многие не хотят уезжать и бросать разработанные огороды и прежний уклад жизни. Другие, получив жилищный сертификат на квартиру в Иркутске, отдают его детям, а сами остаются жить в районе.
Большинство живёт в райцентре – Маме, но есть и такие поселения, как Мусковит или Колотовка. В Мусковите пришлось ликвидировать детский сад, туда ходило только трое ребятишек. В посёлке осталась лишь школа. В Колотовке образовательных учреждений нет совсем. В обоих посёлках живёт примерно по 150 человек. Будет меньше. Люди стараются переехать в Маму – поближе к больнице. А кому повезёт – уезжают из района, просто бросают жильё.
Мнение
Влад Повеликин, путешественник:
– Летом 2023 года я обошёл пешком вокруг Байкала, в том числе встречал жителей уединённых посёлков и работников метеостанций, которые бывают месяцами отрезаны от внешнего мира. Это очень открытые люди, нет никакого «камня за пазухой», лицемерия. Если вы им понравились, вы это сразу поймёте.
Если в городе люди стараются соблюдать какую-то субординацию, не всегда позволяют себе сказать что-то в лицо другому человеку, то в этих диких таёжных местах, где бродят медведи, и, по сути, стоит вопрос выживания, всё наносное отваливается. Ещё здесь очень ценят, очень радуются каким-то, на наш взгляд, совершенно обычным вещам. Во время путешествия я встретил мужчину по имени Сергей, который 70 километров проплыл по северному Байкалу на лодке, чтобы купить жене молока. И он был очень счастлив от того, что ему это удалось.
КСТАТИ
В Иркутской области обсуждают проект доставки грузов в труднодоступные поселения беспилотниками. В Бурятии в 2023 году уже провели такой эксперимент – доставили дроном лекарства в село за 200 км от столицы республики. Дроны также могут доставлять из села в Улан-Удэ медицинские анализы.