АиФ продолжает серию интервью с известными экологами об инновациях в сфере охраны природы. Не так давно при поддержке Агентства стратегических инициатив Президентом РФ был одобрен проект развития беспилотных авиационных систем (БАС) на особо охраняемых природных территориях (ООПТ). Сегодня в гостях АиФ инициаторы этой программы: директор департамента государственной политики и регулирования в сфере развития ООПТ Минприроды России Умар Рамазанов и генеральный директор Фонда «Природа и люди» Сергей Рыбаков, которые ответили на вопросы руководителя проекта АиФ «Экология России» Николая Терещенко.
Что было и что будет?
Николай Терещенко: Умар Гасанович, к вам первый вопрос. Идея использования беспилотных авиасистем на ООПТ отнюдь не нова. Вы, будучи директором «Заповедного Прибайкалья», уже давно это делали. Я помню, как приезжал к вам в гости, и вы показывали, как это работает еще в 2022 году. Скажите, в чём разница между «тогда» и «сейчас» – при этом новом проекте?
Умар Рамазанов: Да, вы правильно подметили, что беспилотные летательные аппараты давно используются и для работы оперативных групп инспекторов, и для фиксации пожаров, и для решения других задач, но при массовом использовании БАС это требует квалифицированных специалистов. Когда рождался этот проект, мы для начала решили не покупать аппараты для заповедников, национальных парков и заказников, а использовать их с привлечением специализированных организаций, фактически брать в аренду для выполнения разных задач. Чтобы разного класса летательные аппараты могли заниматься мониторингом и охраной, выявлением пожаров и учетом посетителей заповедных территорий, то есть выполнять большой комплекс работ. Правильно было бы предоставить эту возможность специализированным компаниям, а не задействовать только природоохранные учреждения. На Байкале только протяженность береговой линии со стороны Иркутской области – 590 км, а площадь комплекса «Заповедного Прибайкалья» – 1,4 млн гектаров. Это огромная территория, плюс 52 населенных пункта. При таких масштабах было бы правильно систематизировать массовую работу БАС в плане задач и по охране территории, и по выполнению научных работ, рекреационных и многих других. Это был фундамент той идеи, которую Сергей Рыбаков и защищал перед Президентом России.
То есть пилотный проект уже был реализован перед защитой проекта на форуме АСИ?
Да, в июне этого года мы совместно, при поддержке ТСК «Вектор», начали его реализовывать на территории ФГБУ «Заповедное Прибайкалье». Мы, как сотрудники ООПТ, видим одни задачи – с земли. Но нужен еще и взгляд технических специалистов, тех кто занимается эксплуатацией БАС. И, главное – надо понимать и оценивать себестоимость всей этой работы. На Байкале мы проводили и проводим специальные эксперименты, чтобы вычислить эффективность применения разнообразных технических средств при решении разных прикладных задач. Например, большому беспилотному аппарату всегда есть альтернатива – самолёт, куда можно поставить камеру, другое оборудование и видеть всё то же самое. Это стоит примерно 600 тыс. рублей за один день. Значит, при использовании БАС при тех же задачах финансовую нагрузку на ООПТ надо снизить, а высвободившиеся средства направить на науку, рекреационную работу, просто на увеличение зарплаты инспекторам. После моего назначения в департамент ООПТ в Минприроды России Сергей Васильевич взял этот проект в свои руки и продолжил его систематизацию.
Сергей Васильевич, тогда следующий вопрос к вам – тот опыт, который был получен в «Заповедном Прибайкалье» будет сейчас масштабироваться и распространяться на другие ООПТ?
Сергей Рыбаков: Не совсем так. Пилотный проект на территории ФГБУ «Заповедное Прибайкалье» сейчас находится в процессе реализации. Результаты этого эксперимента мы хотим продемонстрировать на Восточном экономическом форуме в сентябре этого года, как и было ранее запланировано. Для справки – 46% территории нашей страны – это леса, и 13% территории государства – это ООПТ – это просто огромные площади. Для заповедных территорий и лесных массивов у нас было подготовлено 9 различных сценариев применения, для чего нужны беспилотники на особо охраняемых природных территориях. Это – наука, это реагирование на стихийные бедствия, это восстановление экосистем, управление природными ресурсами, это – очень важная функция – связь. Когда находишься, например, в тайге, где нет никаких вышек мобильной связи, а спутниковая связь нестабильна или просто физически дорогая, связь имеет критическое значение. Еще одна задача – поиск и спасение. А также доставка грузов и защита дикой природы, о чем Умар Гасанович уже сказал. Это, конечно же, инспекционная работа и защита правопорядка. И обязательно – образовательно-просветительские мероприятия. При этом мы должны понимать, что одни и те же сценарии на разных территориях могут сильно отличаться друг от друга. Море, леса, горы, степи, пустыни – всё это разные сценарии применения БАС при похожих изначальных задачах. Соответственно, нужно понимать, какие беспилотные средства нужно применять при разных сценариях, на разных территориях и при разных условиях, например, погодных. Основной критерий – надежность и эффективность: как одну и ту же задачу можно решить с должным качеством, но при меньших затратах. Грубо говоря, при каких сценариях какие дроны должны летать и что они должны при этом делать. Вот в «Заповедном Прибайкалье» сейчас отрабатываются эти сценарии, и именно эта работа должна сформировать определенную финансовую модель.
То есть, вы сейчас проводите различные эксперименты, чтобы вычислить наиболее эффективные аппараты и способы их использования…
Сергей Рыбаков: Да, есть разные виды дронов, разные виды топлива – электричество, бензин, керосин и так далее. Правильный выбор БАС под сценарии – это один из главных вопросов, но не единственный. Вообще, при проведении любого эксперимента есть такая интересная вещь, как возникновение новых задач. Пока не провел какой-то эксперимент, не понимаешь, на что ты можешь наткнуться. Мы открыли для себя очень много нового, того, что в теории увидеть просто невозможно. И в этой связи нам очень помогают инспектора, именно у них сейчас рождаются идеи по поводу того, как максимально эффективно использовать беспилотники на ООПТ. Фактически сейчас именно они ставят техзадания для технических специалистов.
А как это всё организовано фактически? Вот есть ООПТ, есть какая-то команда, фирма, которая эксплуатирует беспилотники. И ООПТ дает заказ, задание этой фирме сделать то-то и то-то, протестировать, например, какой-то сценарий?
Сергей Рыбаков: Скажем так, это – командная игра. Есть сотрудники ООПТ. Есть фирмы, производящие дроны, то есть сами летательные аппараты. Есть фирмы, которые производят специальное оборудование, которое используется этими дронам – камеры, датчики и т.д. Есть ИТ-специалисты, которые занимаются программным обеспечением для этого оборудования и для обработки получаемых данных. И поодиночке они никогда не выполнят поставленные задачи, не отработают те сценарии, о которых я говорил. Нужны именно совместные усилия – важна общая координация.
Профилактика пожаров
Понятно. Хотел бы вернуться к профилактике пожаров, как одному из сценариев. Каким образом определяется опасность? На дроне стоят какие-то датчики? Или это чисто визуальное наблюдение? Вдруг дрон увидел дым, а этот дым из трубы избушки в лесу?
Умар Рамазанов: У нас достаточно давно существует система «Лесной дозор», которая определяет выбросы дыма. Суть работы беспилотника – это подвесное оборудование. В нашем случае мы используем БАС разного класса, включая тяжёлые модели, способные поднимать десятки килограммов полезной нагрузки. Подвешивается камера, «заливается» на чип специальное программное обеспечение – «Лесной дозор» – и оно определяет степень опасности. Подобное ПО стоит и на вышках в заповеднике, которые на 60 км видят дым. Но, кроме этого, на чип в оборудовании БАС заливается ПО, которое определяет движущиеся объекты, ведет подсчет животных и так далее. Может быть, на каких-то ООПТ весь этот функционал и не пригодится. Если мы возьмем, например, бурятскую часть Байкала, там более спокойная обстановка, населенных пунктов меньше, дорог меньше, туристов меньше. Но наша задача – протестировать все потенциальные возможности.
Хорошо, ясно, но, тем не менее, вот увидел дрон задымление, передал сигнал - куда?
Сергей Рыбаков: А вот здесь мы переходим к еще одной важной проблеме – обработке информации с БАС. Сейчас сигнал поступает оператору, который далее действует по инструкции – передает его в нужные инстанции. Кстати, мало кто знает, что МЧС леса не тушит. Вернее, тушит только при угрозе населенным пунктам. Тушением лесов занимается «Авиалесоохрана» и Рослесхоз, а также сами инспектора, если это ООПТ. Так вот, в чем следующая проблема? В обработке данных. Если данных много, человек-оператор уже не успеет их обработать и правильно среагировать. Где вся эта информация будет аккумулироваться, как передаваться, как анализироваться и как быстро направляться тем самым операторам и далее для принятия необходимых решений? Беспилотник сейчас не транслирует всю информацию онлайн. Он ее накапливает и выдает порционно в тех местах, где есть мобильная или иная доступная связь. И вот дроны из разных мест передали информацию о задымлении – и уже инструменты искусственного интеллекта должны определить, что это – это горит лес, или это дым из трубы избушки, или это рыбаки на берегу просто развели костер. А дальше – вопрос стоит в скорости реагирования, потому что, если это пожар, важна каждая минута. Кроме того, есть еще один острый момент, о котором мало говорят – предоставление необходимой отчетности. Как только где-то на ООПТ возникает пожар, инспектора должны составить отчет и направить его в нужную инстанцию и только потом уже идти тушить возгорание. И именно эту опцию процесса нужно зашить в работу информационных технологий – отчетность.
Другие задачи и подготовка кадров
Если, кроме мониторинга и реагирования на пожары, взять другие задачи, то, наверняка, возникает похожий вопрос – где хранить всю эту информацию и как анализировать? Это же огромный массив данных.
Сергей Рыбаков: Верно, это еще одна вещь, с которой мы столкнулись и пытаемся с ней разобраться – огромный объем данных. Это хорошие, аутентичные данные о жизни растительного и животного мира. Это террабайты информации. Например, есть какая-то инфекция в лесу, которая ест деревья. И одновременно беспилотник видит задымление. И одновременно – в другом месте – незаконную рубку деревьев или браконьеров, ставящих сети. Вычислительных мощностей, способных всё это обработать, сейчас в заповедной системе просто нет. БАС зафиксировали что-то и куда-то это передали. И вот там, куда они передали, должна быть соответствующая обработка данных. Весьма нетривиальная задача. Задача, кстати, не только для ООПТ, но и вообще для любых гражданских беспилотников, которые используются в транспорте, сельском хозяйстве и других сферах. Всё это у нас только начинает развиваться.
Таким образом, логично возникает вопрос с кадрами. Где их брать и как готовить? Это же вообще новейшая сфера деятельности. И как в этом случае изменится работа сотрудников ООПТ?
Умар Рамазанов: В части работы инспекторов ООПТ я всегда привожу один интересный пример. До 2020 года пять пожароопасных месяцев 50% инспекторов должны были сидеть в конторах в качестве групп быстрого реагирования при возникновении пожаров. Это то самое время, когда пик туристического потока, пик научных задач, пик мониторинга биосистем, пик лесных работ и так далее. Но половину людей мы были вынуждены держать «под ружьем» для возможного тушения пожаров. После передачи полномочий в «Авиалесоохрану» инспектора стали выполнять на 50% больше задач именно в то время, когда это нужно. Снизилось количество браконьерства. Был упорядочен туристический поток. То есть эффективность работы личного состава ООПТ ощутимо возросла. Госинспекция стала заниматься своим делом. Наши инспектора – в первую очередь правоохранительные органы, как полицейский патруль в городе.
Сергей Рыбаков: Да, таким образом, после этого перехода и начала применения БАС для инспекторов ООПТ уменьшается бюрократия, у них появляется возможность использования освободившегося времени и сил для выполнения своего прямого функционала, быстрее реагировать на правонарушения и на какие-то проблемы с экосистемами. Инспекторы по-прежнему играют ключевую роль в сфере охраны заповедной системы, но БАС помогают им эффективнее распределять собственные силы. К примеру, на каком-то удаленном участке на горе за 150 километров от базы у инспектора сломалась пила, и нужна новая. Без этого инструмента – никак. Возвращаться на базу – долго. Посылать вертолет – дорого – это больше 400 тыс. рублей финансовых затрат. Послать небольшой беспилотник – гораздо дешевле и быстрее. Если перейти от инспекторов к другим специалистам – например, операторам БАС – нужно помнить, что управление дронами в нашем случае – это не компьютерная игрушка. Нужно быть всесторонне развитым специалистом, знать: физику, аэродинамику, материаловедение, математику, географию, специфику территории, где работает твой аппарат. Таким образом, для отрасли нужно разрабатывать единые критерии и стандарты фактически для создания новой профессии. Это одновременно и инженеры, и летчики, и вертолетчики – очень масштабная и весьма нетривиальная задача. И, кстати, то, что мы обсуждаем для ООПТ, можно и нужно применить и для операторов БАС в сельском хозяйстве, в добывающем секторе, при поиске и разработке недр, в энергетическом секторе – линейные объекты, объекты критической инфраструктуры и так далее.
Организация работы и законодательство
Таким образом, вырисовывается некая система беспилотных хабов, фирм, обладающих парком БАС с различными функциями и подготовленными операторами. Правильно?
Сергей Рыбаков: Совершенно верно. Это как таксомоторные компании с разным типом машин, разным оборудованием и программным обеспечением. И, соответственно, «пилотами» – операторами БАС. Важно, чтобы и частный бизнес тоже мог всем этим пользоваться. Тогда за счет стандартизации задач эффективность тоже будет возрастать. Наша базовая идея – создать систему аренды беспилотных авиационных систем. Их использование на природных территориях – это только одна из функций, пилотный проект. Беспилотники должны работать и на государство, и на частный сектор, и на научные исследования.
Как я понимаю, вы сейчас и подбираете – с какими фирмами сотрудничать? Какие аппараты использовать, какие команды операторов приглашать?
Сергей Рыбаков: На сегодняшний день уже есть несколько больших операторов, которые способны реализовать такие пилотные проекты, как наш. При этом надо понимать временные рамки: мы запустили наш «пилот» в июне, в сентябре мы получим и обработаем первые результаты, презентуем их на ВЭФ-2025. До конца года мы еще сможем что-то дополнительно узнать, оценить, на чем-то сфокусироваться. На следующий год по плану – запуск данного «пилотного» проекта в нескольких регионах. А на 2027 год финансовые ресурсы будут закладываться уже с учетом того, что мы сможем понять, оценить и реализовать в следующем году. Сейчас есть несколько компаний, которые могут взяться за эти пилотные проекты. Можно их перечислить: «Национальная технологическая инициатива», «Государственная транспортная лизинговая компания», компания «Транспорт будущего», концерн «Калашников» со своим подразделением, концерн «Ростех». Но опять же нельзя забывать, что в рамках того, что мы обсуждаем, должна быть синергия и с другими центрами наблюдений, например с Роскосмосом, с Росгидрометом и т.д.
Наверняка, нужно будет еще и законотворчеством в этой связи заниматься?
Сергей Рыбаков: Это один из критичных вопросов. Думаю, Умар Гасанович меня в этом поддержит – нормативно-правовые документы очень важны. Когда мы сравниваем дрон с самолетом, давайте вспомним, что такое военный самолет и гражданский самолет. В гражданской авиации регулирование на порядок жестче, чем в военной сфере. И сейчас те, кто напишет правильные, нужные регламенты практического применения, правила эксплуатации и сформирует методические рекомендации – создадут будущее этой отрасли.
Умар Рамазанов: Полностью поддержу. Проблема использования БАС существует даже на территориях, где отсутствует любая социально-экономическая деятельность. Например, в той же Якутии, где вертолет надо три раза заправлять, чтобы долететь до удаленной точки, и то там действуют те же правила гражданской авиации, что и везде. И по сути нормативно-правовая база – это фундамент того, куда будут возложены все остальные кирпичики в этой новой отрасли. Кстати, многие крупные производители не особо стремятся в эту отрасль, потому что не понимают правил. Ведь правила и нормативная база только постепенно начинают формироваться. Важно, чтобы опыт пилотных проектов учитывался при их дальнейшем развитии, чтобы предприятия могли чётко оценить почему им нужно вкладывать в эту сферу свои ресурсы: деньги и время.
К вопросу об этом и о безопасности – я знаю, что сейчас многие регионы просто отключают мобильный интернет из-за угрозы военных беспилотников. Как в этом случае будут работать гражданские беспилотники?
Сергей Рыбаков: Наш Президент сказал так – мы запускаем гражданские беспилотные программы в тех регионах, где условия позволяют это делать. Там, где нельзя, там гражданские дроны летать не будут. Но мало кто знает: гражданской БАС не нужна постоянная связь. Дрон не нужно наводить на какую-то цель. Он летит по своей программе и подключается к связи там, где это возможно. Поэтому тут особых проблем нет. И, кстати, сам беспилотник можно использовать, как вышку связи. Это тоже один из сценариев применения аппаратов – использование дрона в качестве рестранслятора сигнала.
Главные направления и информационная работа
Таким образом, я вижу четыре направления концентрации усилий: подготовка кадров – и заказчиков, и операторов, второе – программное обеспечение и машинные мощности по обработке данных, третье – создание и оптимизация тех самых беспилотных центров, «таксомоторных» компаний. И четвертое – правовое обеспечение. Так? Или есть еще?
Сергей Рыбаков: Мы для себя видим пять основных блоков. Первый – подготовка «заказчиков», например, это – ООПТ, Рослесхоз, Росприроднадзор, Роснедра, Росводресурсы, Росгидромет и другие министерства и ведомства из других сфер. Второй блок – информационно-технологический, как вы правильно отметили: искусственный интеллект, машинное обучение, ПО, хранение данных и так далее. Здесь важна еще и информационная безопасность, защита данных, так как дроны собирают огромное количество как персональных данных, так и внешних, важных, критических данных. Здесь же – техническая безопасность: БАС – это большая машина, и если с ней что-то происходит, то – куда она садится, как осуществляется её «живучесть». Это тоже вопрос алгоритмов, которые должны закладываться изначально. Третий блок – это сами машины: это робототехника, это новые двигатели, новые планеры, новые «обвесы», новые материалы, датчики, радары. Четвертый блок – образовательный. Это отдельная история. Профстандарты, специальности, опыт, кто будет учить, где учить и чему учить. И пятое – да – фундаментальное нормативно-правовое обеспечение всей этой деятельности. Это – база, на которой всё будет строиться.
Умар Гасанович, как представитель СМИ не могу не задать завершающий вопрос об информационной деятельности. Чем средства массовой информации могут быть полезны для ООПТ? По каким основным темам актуальна информационная работа?
В первую очередь – донести информацию в пожароопасный период о мерах безопасности. Не использовать открытый огонь в лесах и на опушках – вообще на заповедных территориях. Это самое важное. Кадры для особо охраняемых природных территорий – тоже очень актуальное направление. Оно у нас даже в Стратегию развития ООПТ заложено. Нужно привлекать учеников старших классов, студентов в нашу отрасль, разъяснять, какие профессии есть, что здесь интересного, в том числе – какие инновационные технологии в нашей работе применяются, будут применяться и развиваться. В этом смысле применение БАС на ООПТ – уникальное, привлекательное и очень интересное направление деятельности.
Материал подготовлен при организационной и информационной поддержке АНО «Инициатива»
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
Спикер ЗС Иркутской области поздравил первокурсников с Днём знаний 
Умер тренер ХК «Байкал-Энергия» Евгений Выборов 
Был тайной даже для родных. История генерала — разработчика секретных ЭВМ 
Цены на топливо в Иркутске продолжают расти