Вся прошлая неделя была настоящим праздником для иркутских театралов: в областном центре проходил Международный театральный фестиваль имени Александра Вампилова, на котором представили свои спектакли 19 коллективов из разных стран – России, Франции, Израиля, Польши и Монголии.
Помимо постановок, для зрителей подготовили обширную дополнительную программу: лекции, мастер-классы, читки пьес, круглые столы. В столицу Восточной Сибири приехали ведущие российские эксперты в области театра – педагоги известных театральных школ, критики, аналитики, драматурги. На фестивале много говорили о современном театре, его методах и смыслах. Искали ответы на вопросы: что есть истинное искусство на сцене, а что профанация, как и где подготовить настоящего актёра, и почему интересных авторов игнорируют режиссёры?
Корреспондент «АиФ в ВС» побывала на лекции московского театрального критика и театроведа Лидии Боговой. Многие годы Лидия Алексеевна проработала в лучших театрах страны, сейчас она помощник художественного руководителя театральной школы Олега Табакова.
Драматургия: вход разрешён не каждому
Сегодня психологический театр переживает далеко не лучшие времена. Я воспринимаю это как закономерное явление. Раз сломалась вся система государства и были объявлены новые ценности, почему театр должен оставаться в неизменном, закостеневшем виде?!
Театр не может быть музеем, даже если в нём собраны раритеты. Закономерно это и потому, что сегодня отсутствует психологическая литература. То, что называется новым словом в драматургии, носит временный характер, это не та драматургия, которая способна подвигнуть театр на поиски новых выразительных средств. В традиционной, классической литературе ситуация вообще парадоксальная: даже если здесь появляется что-то значимое, автору тут же ставятся препоны, его просто не пускают на сцену. При этом бесталанные быстро объединяются в группы, сообщества и активно продвигают своё творчество, отсеивая всех лишних по принципу «наш – не наш». На моей памяти несколько сломанных судеб талантливых драматургов, которых просто выталкивают, не дают даже войти на эту «кухню».
А как учат новоиспечённых авторов на лабораториях современной драматургии? Выдают диктофоны и отправляют «записывать жизнь». Ученики покорно идут в подъезды, метро, магазины, ночлежки, а дальше всю эту документалистику начинают воспроизводить в пьесах. Но ведь это не имеет никакого отношения к литературе. Настоящая драматургия предполагает перевод документалистики в пространство художественности. Чтобы это сделать, требуется как минимум талант.
Мастер или халтурщик?
Театр сегодня – зона повышенного риска, пространство постоянной турбулентности.
Никто ни за кого не отвечает, никто никому не обязан, есть только чувство самосохранения и ответственности за самого себя. Открылась куча каких-то учебных заведений, которые штампуют актёров, учит там непонятно кто, непонятно чему. В педагогику идут в основном те, кто сам не состоялся в профессии, поэтому ждать многого от них не стоит. Причём подобный кризис в театральной педагогике наблюдается не только в России, такая же ситуация в Польше, Германии, Франции.
Сегодня молодым актёрам нужно искать даже не вывеску учебного заведения, а мастера, у которого есть что перенять. Чтобы определить, мастер это или нет, достаточно посмотреть на его учеников. Если среди них есть состоявшиеся, случившиеся актёры, тогда это профи, а если выпускники канули в бездну, пропали, растворились, то, стало быть, это лишь труд по отапливанию космоса.
Педагог, который набирает курс актёров, должен обладать тремя «С» – свободой, смелостью, совестью. Под совестью подразумевается ответственность за своих выпускников. Должно быть чёткое осознание, зачем и для кого ты готовишь актёра, кому ты будешь вручать продукт своего воспитания. В этом плане картина сегодня тревожная.
Когда педагог приходит в училище и говорит: «Забудьте имя Станиславского», то можно с уверенностью сказать, что у такого мастера не будет настоящих учеников, в лучшем случае это будут сломанные судьбы, исковерканные биографии, уход из профессии, причём уход с какой-то болью, надрывом, сломленной психикой. Один из реформаторов русского театра сказал, что разрушать можно только то, чем сам хорошо овладел. Вот умеешь, знаешь это, тогда ищи новое. Например, в балете модерн танцуют лучше всего те, кто овладел классическим танцем. Отказавшись от прошлого, театр становится несколько выхолощенным, упрощённым, он перестаёт волновать смыслом, чувством, в нём царит атмосфера замысловатой скуки. Закрылся занавес, и у зрителя невольно вырывается: «Зачем я просидел тут три часа?!».
Актёра делает режиссёр
Главная наша задача сейчас – сохранить лучшее, что накоплено, тот фундамент, который десятилетиями цементировался лучшими представителями профессии. К сожалению, это поколение постепенно уходит, а вместе с ним уходит привычный смысл театра, когда спектакль меняет человека, оставляет в нём чувство взбудораженности, заставляет размышлять, спорить, искать ответы на философские вопросы.
Меня же в последнее время не покидает ощущение «Опять обманули!». Часто смотришь новую постановку, вроде занятно, свежо, а про что она, сформулировать невозможно. Эмоционально задевает, а послевкусия, в котором хочется разобраться, нет. Это, на мой взгляд, объясняется несколькими причинами. Дело в том, что сегодня деформировалась сама структура репертуарного театра, где всегда в связке существовал автор, режиссёр и актёр. Эту сцепку расшатали. Думать, что актёр сам по себе талант и режиссёр особо ничего не значит, ошибочно. При всей независимости, значимости и самостоятельности без режиссёра актёр не состоится. И наоборот: без конкретного артиста режиссёр не сможет с нужной глубиной и точностью воплотить свой замысел.
Так вот сегодня режиссёры стали эгоцентристами, им почему-то кажется, что главные на площадке они. Драматург с его эпохой, авторскими размышлениями, болью им не интересен, не важен, артист тоже – не этот, так другой сыграет. Они бульдозерами рушат все лабиринты и коридоры пьесы, получают кучу «мусора» и начинают из неё что-то лепить. Узнать при этом ни автора, ни первоначального замысла драматурга невозможно.
Что допустимо на сцене?
В итоге в современном театре нужду справляют при открытых дверях, при этом ещё вешают на сцене экран, на котором идёт трансляция, что делается в унитазе в это время. После таких постановок зритель находится в замешательстве: то ли это высокое искусство, которое не каждому дано постичь, то ли полная чушь, которая не имеет никакого отношения к искусству. По каким же критериям отличить одно от другого?
Я долго думала об этом и пришла к выводу, что должно быть триединство этики, эстетики и логики сердца. Этика – это когда духовное выше материального, общее выше частного, справедливость выше закона и служение выше владения. Эстетика отвечает на вопрос, допустимо это или не допустимо, безобразно или красиво. На мой взгляд, экран с трансляцией унитаза - это недопустимо, к искусству это не имеет никакого отношения. И третий критерий – логика сердца. Это чувство правды, справедливости, которое базируется не на умозаключениях, сформулированных в голове, а на внутренних ощущениях. Если это триединство существует, значит перед нами пример театрального искусства.
Театр может быть любым: драматическим, документальным, аналитическим, психологическим, но главное, чтобы там присутствовал живой человек. Это именно то, что открыл Станиславский. Да, меняется жизнь, приходит другая правда, другие реалии, но без живого человека всё бессмысленно. Можно настроить на сцене кучу ребусов, это будет увлекательно, занимательно, но если там нет человека, то спектакль так и останется на уровне занимательной постановки.
Каждому возрасту – своя роль. Елена Мазуренко – о современном театре 
Иркутскому театру кукол необходимо больше площадей 
Иркутян приглашают на премьеру оперетты «Принцесса цирка» 
Эксперименты и немного Чехова. Какие новинки готовит Иркутский драмтеатр?