27 марта весь мир отмечал День театра. В 2019-м этот праздник для России особенный, ведь искусству Мельпомены в нашей стране посвящён весь нынешний год. Корреспондент «АиФ в ВС» побеседовал с главным режиссёром Иркутского академического драматического театра им. Н. Охлопкова Станиславом Мальцевым, который пришёл в семью охлопковцев в августе 2018 года.
Спектакли без пены
- Станислав Валерьевич, вы жили и работали во Владивостоке, а в прошлом году взяли и переехали в Иркутск. Вас что-то связывало с городом на Ангаре?
- Могу сказать нет, а с другой стороны, могу сказать да. Вообще, знаете, я не ходок, а какой-то очень основательный человек, в том плане, что женился один раз, но поздно, поздно дети родились, зато сразу двое. Так что всё делаю как-то медленно, но основательно. Долгие годы в моей жизни был единственный театр – 21 год посвятил театру Тихоокеанского флота.
Я очень давно хотел попасть в Иркутск, но не в смысле работы. Был такой режиссёр – Николай Буторин, который, по сути, с 1931 года стоял у истоков новейшего театра имени Охлопкова. Он сделал его таким, каким мы знаем сейчас. В 1938-м по политическим моментам он был вынужден уехать и в 1943-м оказался во Владивостоке, где почти 8 лет руководил театром Тихоокеанского флота, в котором я работал. Когда я разбирал историю своего театра, захотелось узнать побольше об этом человеке. И поскольку его колыбель была здесь, в Иркутске, мне было очень интересно приехать.
А жизнь сложилась так, что неожиданно (ведь так всегда и бывает) на меня вышел директор театра Анатолий Стрельцов и спросил: «А не хотели бы вы попробовать у нас?» Сначала я согласился именно попробовать. Поставил спектакль «Царь Фёдор Иоаннович» и понял, что могу быть здесь полезен. Так что с начала нового сезона я в штате театра, о чём и не жалею.
- Вы почувствовали отличие иркутского театра от того, в котором работали раньше? Может быть, вам здесь что-то очень понравилось, а что-то, наоборот, захотелось срочно исправить?
- Мне понравилось серьёзное отношение к искусству и серьёзный репертуар, который сейчас встретишь редко, репертуар, связанный с нашим основным литературным богатством – русской и советской классикой. Не каждый театр и не в каждом регионе может позволить себе такое, зачастую 50% спектаклей – это западные развлекательные комедии, на которых и делается касса. Иркутский театр воспитал зрителя, который имеет свой вкус и готов смотреть такой серьёзный репертуар. Это говорит об очень высоком качестве и о долгой работе в этом направлении.
Конечно, имея такое богатство, как четыре совершенно разные сцены, мы должны не только идти по проторенным дорогам, но и экспериментировать, и я, и актёры к этому готовы. Другое дело: «стол» театральный сегодня настолько богатый, что если с него «есть» всё подряд – может произойти «болезнь желудка». Основной принцип в том, чтобы брать глубокий материал, психологически интересно разработанный. Всё, что модно и на поверхности, – пена. Мы должны это просеивать и искать золотники, которые, возможно, дальше войдут в репертуар театра на долгие годы. В марте у нас открылся новый проект «Другая сцена – другие спектакли», где будем пробовать делать эскизы, читки современных пьес, чтобы посмотреть, послушать текст, дать зрителям его обсудить и свести ошибки к минимуму.
У театра сложился свой почерк, стиль. И я хочу его только обогащать, а не устраивать какую-то революцию. Мне кажется, в этом вопросе я центрист, то есть не «за красных» и не «за белых»: хочу находиться где-то посередине и брать лучшее из наших традиций и, безусловно, посматривать туда, где возникает что-то новое.
«Ждёшь не аттракциона, а погружения»
- Во время открытия проекта «Другая сцена – другие спектакли» вы сказали, что работая с классикой, театр, прежде всего, пытается снять с неё штампы, актуализировать, но не за счёт грубого осовременивания, а за счёт её внутренней потенции. Как далеко может зайти режиссёр, делая современным какое-то вечное произведение?
- Всё зависит от чувства меры и вкуса. Грубо осовремененная классика не вызывает ничего, кроме удивления, ведь для того, чтобы приблизить вечное к зрителю, сделать его понятным, необязательно одевать Гамлета в джинсы или раздевать Офелию. Мне кажется, что это грубо понятая современность, хотя, если это помогает зрительскому восприятию, решению спектакля и автора, тогда пожалуйста. Но если без этого можно обойтись, то лучше обойтись. В хорошем спектакле всё настолько цельное, что ты просто не замечаешь, как пролетели три часа. Ты настолько увлечён сюжетом, что не думаешь о том, какой фокус сейчас тебе покажет режиссёр. Когда ждёшь от спектакля не аттракциона, а погружения – это мой любимый театр.
- В марте вы начали репетировать новый спектакль по пьесе «Горе от ума». Какие штампы вы снимаете с Грибоедова? И почему взялись именно за него?
- Пьесе скоро будет 200 лет. Парадокс, но после 1917 года в иркутском театре её никогда не ставили. При этом у нас, зрителей и актёров, есть представление о героях произведения. Нам со школы темечко продолбили: Чацкий – хороший, Фамусов – плохой, Молчалин – подлый, а Софья – странная женщина: не заметила такого мужчину. А уж фамусовоское общество… вообще какие-то живые мертвецы.
Я надеюсь, что мы уберём эту предвзятость. Вся эта семья, дом Фамусова – родной дом Чацкого (самого Грибоедова), в котором он вырос. После трёхлетней разлуки семья Чацкого не узнала и не приняла. Здесь и вечная история про отцов и детей, про тех, кто выпал из гнезда, и тема гадкого утёнка, и «Полёт над гнездом кукушки» Кизи, и история наших великих деятелей культуры, которых не признавали, потому что они опередили своё время, – Высоцкого, Шукшина.
Самое главное - это пьеса не о политике, как часто думают. Она о семье, и о России одновременно.
- Вы уже выбрали актёра на главную роль?
- Конечно. Многим этот выбор покажется неожиданным. Это Алексей Орлов-первый. Ошибка многих постановок – на роль Чацкого назначают самого красивого актёра в труппе. Но ведь его обаяние не в том, что он красивый, оно в уме, артистизме, таланте. И женщины зачастую влюбляются не в самого красивого, прекрасного мужчину. У нас, кстати, неожиданный разворот будет, на это редко внимание обращают. По моему впечатлению, Софья в спектакле должна любить Чацкого, когда он вернётся. Между ними начнётся любовь, но, как это часто бывает в жизни, по стечению обстоятельств они опять разойдутся.
Премьера спектакля – в сентябре. Либо на Вампиловском фестивале, либо в начале нового сезона. Ещё о новинках: на 27 апреля запланирована премьера «Чморика», также мы представим современную пьесу молодого автора Ярославы Пулинович «Земля Эльзы». Это очень любопытный материал: автору ещё и 30 лет не было, а она написала драму о 70-летних стариках, историю Ромео и Джульетты в современной деревне. Будут играть народная артистка Наталья Королёва и Александр Булдаков. Ставит её Дмитрий Акимов на камерной сцене нашего театра.
Кто станет новым Шекспиром?
- Если говорить о современных пьесах, они часто бывают довольно грубыми. Вы готовы впустить на сцену академического театра, к примеру, ненормативную лексику?
- Во-первых, каждый режиссёр может выбрать пьесу по вкусу. Во-вторых, на мой взгляд, табуированную лексику в жизни следует использовать так редко и так со смыслом, чтобы она не превращалась в словесный мусор. Я недавно послушал интервью музыканта Юрия Шевчука, у которого такой давнишний диспут идёт с группой «Ленинград». И я разделяю позицию лидера ДДТ: это настолько сильная часть речи, что если её использовать постоянно (а зачастую герои, которые сегодня написаны в драматургии, просто так разговаривают), это упрощает, обедняет наш язык. В жизни есть много всего нехорошего, но это не значит, что нужно тащить на сцену всё без отбора. Тогда сцена станет выгребной ямой. Искусство – это прежде всего отбор, и отбор осмысленный.
Если вдруг эти вещи кому-то могут понадобиться (я пока, слава богу, обхожусь без них), их нужно использовать так, как и бывает в жизни: когда человек, допустим, никогда не ругается и вдруг его так достали, что у него вырывается такое слово. Тогда для зрителя – это выстрел в голову.
- Вы говорите: иркутский зритель воспитан на классике и очень любит её. А он готов к современным постановкам?
- Всё зависит от драматургии. Если это дерево под названием «новая современная пьеса» привито от традиций нашей великой классики, то оно впишется в ландшафт зрительского восприятия. На мой взгляд, «Чморик» привит: здесь такие принципы, которые каждому человеку понятны. Как говорил мой учитель, великий режиссёр Андрей Александрович Гончаров, в конце каждого спектакля для зрителей должна гореть хоть одна свеча. Искусство обязано давать надежду. Классика потому и остаётся, что даёт надежду следующим поколениям.
Когда ты ищешь современного автора, надо, чтобы он генетически совпадал с театром, иначе может родиться непонятное существо – не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка.
Кто будет завтра Вампиловым, Островским или, не дай бог, новым Шекспиром – я не знаю, но искать и пробовать своего автора надо, потому что если мы будем ждать, пока они станут классиками, мы можем пропустить и упустить своих современников.
Кстати
Станислав Мальцев считает, что антрепризы никогда не заменят спектакли репертуарных театров, потому что – это единственная форма, которая даёт возможность актёру совершенствоваться и расти внутри команды от молодого студийца до серьёзного артиста.
«В антрепризе собрались, быстренько сыграли, закончили и разбежались. Сила нашего театра – это ансамбль, его, как хоккейную или футбольную команду, можно взрастить только постепенно. Невозможно звёзд собрать и, как конструктор, сделать из них замечательный театр. Театр – это живой организм, и у людей в команде, в которой они сыгрались, должны быть долгие семейные отношения, а не психология любовников, у которых нет ни детей, ни плетей, ни общих обязанностей», – говорит режиссер.
«Фестиваль русской культуры» пройдет в августе в Иркутской области
Шедевры из глубинки. Какие народные ремёсла нельзя поставить на поток?
Кадриль моя весёлая. Почему сибирский танец стал отдушиной для иркутян?
Профессия одиночек. Вытеснит ли «Властелин колец» Чехова из театра?