О том, каково это - уметь тронуть детское сердце, «АиФ-Иркутск» говорит с заведующим отделением детской кардиохирургии Иркутской областной больницы Владимиром Медведевым.
Во всём мире около 1% детей рождаются с дефектами в своём маленьком «моторчике» в груди. Так сложилось биологически, но от этого словосочетание «порок сердца» не звучит менее страшно - почти как приговор. Только вот кардиохирурги так не считают.
Хоть детей рожай!
Андрей Москова, «АиФ-Иркутск»: - Владимир Николаевич, насколько человек считается полноценным после операции на сердце?
Владимир Медведев: - Если она сделана вовремя, если сроки не упущены, человек после операции становится абсолютно здоровым и может хоть спортом заниматься, хоть в армии служить, хоть детей рожать.
Конечно, это касается пороков сердца, которые мы называем «простыми», когда, попросту говоря, есть дырка в перегородке или, допустим, дефект межпредсердия или межжелудочковой перегородки. Таких случаев больше всего - около 80%. После их своевременного устранения и определённого срока реабилитаций человек может переносить любые физические нагрузки.
Но есть и сочетанные, тяжёлые пороки, когда у сердца два, три, четыре дефекта! Устранить их полностью иногда бывает просто невозможно. Такие пациенты, конечно, никогда не смогут считать себя полностью здоровыми - им требуется пожизненное лечение.
Есть ещё и третья категория - это больные, которым операцию по устранению дефекта вообще невозможно выполнить чисто анатомически. Но мы и им делаем оперативные коррекции для продления жизни и отказываем только при наличии сопутствующих тяжёлых патологий, например - если есть ещё и тяжёлый порок почек и нервной системы. Отказываем, потому что… Таких больных просто нет смысла мучить ещё больше - они просто не перенесут операции.
- Наверное, забитый вопрос: тяжело быть детским кардиохирургом? В смысле, такое нервное напряжение, летальные случаи… Как часто это случается?
- Сейчас на 300 выполненных операций всего лишь 5% летальных исходов. В основном это дети первого года жизни, по большей части даже новорождённые с множественными патологиями, не только с пороком сердца. Им не делай операцию - всё равно погибнут, а попытаться помочь надо… Зато в группе детей от двух лет у нас уже пятый год вообще нулевая летальность!
А вот когда в 1986 году я закончил институт и работал простым медбратом в реанимации кардиохирургии, вот тогда летальность была просто сумасшедшая - 30-40% пациентов погибали после операции! У меня на глазах. Конечно, это было очень тяжело психологически. Единственное, это были не дети - тогда оперировали только взрослых. Кардиохирургический центр в Иркутске появился в 1979 году, и работать начали со взрослыми 20-25-летними пациентами. Уже потом, когда с опытом летальность стала снижаться, начали оперировать подростков, затем и детей младшего возраста.
Но всё равно операции детям делались во взрослом отделении, ребятишки лежали вместе со взрослыми, под детей не были приспособлены ни операционные, ни реанимации.
Там, где лучше
- Наверное, когда в марте 2008-го открылось детское отделение, вам петь хотелось?
- Потому что отделение - специализированное! Персонал обучен работать именно с детьми, отдельная реанимация только для ребятишек, пред-операционные и постоперационные палаты для разных возрастов, даже для пациентов, которым нет и года.
Когда я пришёл в кардиохирургию после ординатуры, уже доктором в 1988-м, у нас оперировали в год всего лишь 18-20 детей. При этом, как правило, старшего школьного возраста. К 2006 году делалось 159 операций, но этого всё равно было недостаточно. А вот когда открылось отделение… За полный 2009 год мы сделали 241 операцию! Дальше - больше: последние несколько лет детская кардиохирургия работает на уровне 300-320 операций в год.
Иногда мне хочется сесть и подсчитать, сколько из них сделал я, ведь около 60% - мои. Плюс те, где я ассистировал. Большинство - дети, многие из них уже выросли. Иногда узнают. Мало того, был случай, когда мама привела на приём ребёнка и спрашивает: «Вы меня не узнаёте? Пятнадцать лет назад вы сделали мне операцию». Как-то приходила беременная женщина - тоже моя бывшая пациентка. А однажды, покупаю сосиски на рынке, а продавщица говорит: «Это же вы мне операцию на сердце сделали?!» Да, даже у нас в больнице медсестрой моя пациентка работает! Триста операций в год… Хотя, вообще-то, изначально расчётные цифры были выше - 380-420 операций. Куда делись «недостающие» пациенты? Они уезжают.
- В каком смысле «уезжают»?
- Решают делать операции в других центрах. На небольшом «пятачке» в СФО открылось достаточно много кардиохирургических центров. Ближайший федеральный в том же Красноярске. Причём, если пять назад детям до года хирургическую помощь там не оказывали, то теперь оперируют, и достаточно хорошо - там молодой заведующий, очень активный хирург, буквально живёт в этой больнице. Рядом федеральный центр в Новосибирске. Есть центры в Томске и Кемерово. Компактное расположение, и все борются за пациентов. Причём, наблюдается такая тенденция - федеральные центры не-
охотно берут тяжёлых больных, но никогда не отказывают так называемым «гарантированным» - пациентам с простыми диагнозами, которых ты точно выпишешь через две недели и, таким образом, быстро заработаешь деньги.
- А разве такие операции оплачиваются не из бюджета?
- Есть система квот, но если родители сами обратились в другой центр и их пригласили - им придётся платить, а кардиология - дорогая специальность. Мне непонятно другое: почему наши пациенты с дефектами, которые могли быть успешно прооперированы в любом центре, вообще едут куда-то! Вот почему-то, где-то там лучше - и всё! И ведь это касается не только кардиологии - у нас на всех уровнях ещё с советских времен такая психология.Пусть хоть в соседний Красноярск - но только не дома! А потом начинаешь с мамочкой говорить - она: «Да? А я не знала! Ну, тогда мы, конечно, никуда не поедем!» Хотя, разумеется, каждый имеет право лечиться там, где ему хочется.
- А чего не могут делать детские кардиохирурги Иркутска?
- Есть ряд манипуляций, который мы не можем выполнить в силу организационных и технических причин. Например, пересадку сердца: у нас в России детям её никто не делает. Дело в том, что организовать донорское сердце - это очень сложно юридически.
Ну и, наверное, мы не возьмёмся за какие-нибудь крайне-крайне тяжёлые пороки. А всё остальное у нас оперируется в полном объёме и в любом возрасте. Раз уж однажды мы смогли прооперировать ребёнка весом в шестьсот граммов, то, наверное, можем практически всё.
По 300 операций в год выполняют детские кардиохирурги Приангарья 
Чудо для Марты. Иркутские врачи спасли зрение цирковому медвежонку 
Девочка-бабочка. Маша Рузавина из Черемхово нуждается в помощи 
Корейские врачи провели сложную операцию младенцу из Иркутска 
Маленький боец. Семилетний Рома Бубнов никогда не жалуется на свою болезнь