Четыре огромные утки с ружьями наперевес, крякая, забегают в зрительный зал, они держат на мушке мужчину в синих трусах, на которых тоже нарисованы утки, только маленькие. Мужчина запрыгивает в кровать, стоящую на сцене, натягивает на голову одеяло. Звонит будильник. Большие утки исчезают за кулисами.
Так начинается взрослый спектакль «Утиная охота. Сны Зилова» в Иркутском областном театре кукол «Аистёнок», который в этом октябре получил одну из трёх премий правительства России за лучшую театральную постановку по произведениям русской классики. Этот спектакль называют мировой премьерой, и не зря: произведения Александра Вампилова до этого никто и никогда не ставил на кукольных сценах. Символично, что впервые это произошло в Иркутске.
Постановка «Аистёнка», кстати, необычна не только своим началом, но и подходом в целом: все персонажи пьесы – куклы, за исключением единственного живого – Виктора Зилова. Его играет ведущий актёр Роман Бучек, которого в самом театре называют «Человек-праздник».
Герой или подонок?
Дарья Галеева, «АиФ-Иркутск»: Режиссёр-постановщик «Утиной охоты» Борис Константинов сказал: «Сыграть Зилова – это как сыграть Гамлета». Ты с ним согласен и почему?
Роман Бучек: Гамлета не играл, не знаю. Но что касается Виктора Зилова… Мне кажется, для любого артиста-мужчины это одна из самых «лакомых» ролей, потому что там есть что играть. Это неоднозначный человек: кто-то его безумно любит, кто-то называет подонком. Самое сложное для актёра, который играет его роль, оправдать действия своего персонажа. Я, например, считаю, что не бывает плохих и хороших людей, бывают обстоятельства. Вопрос «зиловщины» как раз в том, удаётся ли человеку справляться с «ловушками», которые подбрасывает ему жизнь. Многие мужчины, мне кажется, так или иначе встречались с подобными ситуациями, которые описаны в пьесе: измены, пагубные привычки, алкоголизм. Но их всё равно любили. И Зилова есть за что любить – прежде всего, за то, что он честен в своих поступках.
- То есть для тебя он больше герой, чем подонок?
- Конечно. Не каждый может сказать: «Слушай, жена, у нас с тобой что-то не получается. Наверное, может и не стоит нам мучить друг друга». Некоторые люди всю жизнь так живут, хотя даже не живут – терпят.
- Есть стереотип, что Гамлет – это такая роль мечты для любого артиста и он на протяжении всей карьеры к ней идёт. У тебя есть какая-то роль мечты?
- Мне повезло – я уже в ней. Конечно, это Виктор Зилов. Эта роль откликается мне ещё и из-за моего жизненного опыта: мне приходилось уходить из семьи, бросать работу ради денег. Мне близок этот персонаж.
«Мы всё сделаем по-кукольному»
- В спектакле только ты играешь драматическую роль. На сцене тебя окружают куклы. Не сложно быть единственным живым персонажем и общаться с куклами?
- Почему спектакль называется «Сны Зилова»? Я ведь напрямую с куклами не работаю, я всё время общаюсь через зал. Это театральный приём, который называется апарт. На одном из фестивалей в Омске был иностранный театральный критик, американец что-ли, и он был поражён, как точно это работает: мол, живой человек абсолютно не мешает кукольному театру.
Хотя сначала, конечно, мне было тяжеловато: всё время хотелось смотреть на кукол, когда я к ним обращался. Но потом я стал выбирать человека в зале и обращаться к нему. Например, «вылавливаю» какую-нибудь девушку и начинаю признаваться ей в любви. Всегда, кстати, очень интересно наблюдать за реакцией людей – некоторые смущаются, улыбаются.
Мне повезло с партнёрами, у нас отличная профессиональная труппа, поэтому куклы хоть и маленькие, но «живые»: они работают на печатной машинке, играют на гитаре, едят, пьют. Художник из Петербурга Витя Антонов сделал потрясающих кукол, они все выполнены в стилистике «вампиловского» времени.
- Как ты оказался в театре кукол? Кажется, что это не самая обычная специализация для актёра? Тебе изначально было близко именно такое искусство?
- Нет, я сначала даже не хотел поступать на кукольный курс, у меня в принципе было плохое представление о театре. Я в нём ни разу не был. Я вырос в провинциальном городе – Белогорске Амурской области, там не было профессионального театра. Мне повезло со школой – учился в гимназии искусств, семья у меня интеллигентная: отец был дирижёром военного оркестра, мать сидела дома и очень много внимания уделяла нам с сестрой.
Но жили мы в не благополучном районе: моими друзьями были гопники, мы воровали медь, отбирали стипендию у студентов железнодорожного училища. Дошло до того, что как-то мама спросила меня (это был где-то 1997 – 98 год): «Кем ты хочешь быть?» Я говорю: «Бандитом». Она ответила: «Рома, ты знаешь, фестивали тюремной песни не пользуются популярностью. Но свой талант не надо зарывать в землю – иди в театральное училище». А здесь как раз сестра уже училась. Набирали кукольников – я подумал: «Лишь бы куда-нибудь пойти поступить» – и поступил.
- Не жалеешь?
- Абсолютно. Куклы – это дополнительный инструмент, потому что нас учили точно так же, как драматических актёров. Когда училище окончили, мои друзья отправились кто в Москву, кто в Петербург. А я остался в Иркутске. Меня Юрий Анатольевич (Уткин – главный режиссёр «Аистёнка». – Прим. ред.) пригласил в театр. Теперь, благодаря своей работе, я узнаю этот мир. Нас знают и уважают как театр. Если мы приезжаем на фестиваль какой-нибудь, все говорят: иркутяне приехали, сейчас будет бомба.
Я считаю, не бывает провинциальных театров, театр бывает либо хороший, либо плохой, неважно, где он находится территориально. Поверьте, в «центре» можно встретить не самые хорошие театры: у них нет сыгранной труппы, нет худрука, который бы делал такие «подарки», как нам Юрий Анатольевич. Он, например, пригласил Бориса Константинова (из Москвы. – Прим. ред) и мы сделали «Утиную охоту» – как он назвал, «интересную сказочку». Он пришёл на первую репетицию, так и сказал: «Мы сделаем интересную сказку». Мы посмеялись: «Да там текста столько у Вампилова!»
«Не переживайте, – ответил он. – Мы всё сделаем грамотно, по-кукольному».
Никакого «ми-ми-ми»
- Что самое сложное в работе с куклой?
- Единственное, что у тебя есть, – это голос и инструмент – кукла. Ты уже не можешь играть лицом «ми-ми-ми» какое-нибудь. Бывает, по два-три человека на одной кукле стоят: кто-то делает ручки, кто-то головку ведёт, кто-то помогает. Это большой труд.
Есть стереотип о таких театрах, как наш: якобы здесь стоит ширма, а за ней – поролоновый кот: «Мяу-мяу-мяу, я вас не понимяу». Но это мнение ошибочно. Мы планируем делать «Старик и море» Хемингуэя. Вампилова, вот поставили. У нас в репертуаре есть необычные постановки – например, «Бетховен. Разговорные тетради» для людей с нарушением слуха. Это вообще, как сейчас говорят, пушка: там специальные стулья, которые передают вибрацию, спектакль очень пластичный, куклы просто шикарные.
Есть «Калиф-аист» – постановка, которую могут почувствовать люди с нарушением зрения. Всем остальным зрителям мы завязываем глаза. Во время действия гости будто идут по восточному рынку: там много ароматов, спектакль очень тактильный. Здесь невероятно важно, чтобы мы работали точно, чтобы не было никаких посторонних запахов. Незрячие на всё тут же реагируют – их можно запутать, ведь у таких людей очень развит слух, мне иногда кажется, что они какие-то вибрации чувствуют.
- Считается, что играть для детей труднее, чем для взрослых. С другой стороны, дети – вроде как целевая аудитория театра кукол, они знают, чего ждать. А взрослые приходят сюда, думая, что им сейчас покажут поролонового кота. Для кого сложнее играть: для ребёнка, которого нужно вовлечь, или для взрослого, ожидания которого приходится «ломать»?
- С детьми, наверное, всё-таки сложнее: у них внимание более рассеянное, их нужно заинтересовать, повести за собой. У нас есть классная постановка «Федоткины смешилки, Федулкины страшилки», это спектакль-провокация, мы там такую кашу завариваем! А обмануть ребёнка очень сложно – если его один раз провели, он начинает думать: «Неужели они меня начинают накалывать? Что-то здесь не то!» Взрослых же обмануть просто, они сами себя сколько обманывают!
- Что театр даёт детям? Это просто развлечение или он нужен для того, чтобы ребёнок потом не сказал: «Мама, я хочу стать бандитом»?
- Конечно, просветительская роль у театра остаётся, а иначе смысл какой? Пример тех историй, которые ребёнок видит на сцене, он может проецировать на себя, чтобы в будущем не наделать ошибок: «Вот посмотри, как ошибаются персонажи, ты теперь знаешь, как не нужно делать». Важно, что театр не должен быть назидательным. Сказка ложь, да в ней намёк – это на 100% работает. Думаю, искусство помогает детям стать чуточку подготовленее к этому миру, ведь их впереди много чего ждёт.