Не лучшие перемены
- Андрей, приехав на родину, Вы уже успели оглядеться, оценить, как изменилась здесь жизнь. Писательская среда сильно сдала?
- Я в свое время начинал с ангарского литобъединения, на старте 80-х годов оно было очень мощным. В него входил весь цвет ангарской литературы. Я пришёл туда восьмиклассником, сидел в уголочке, слушал Анатолия Кобенкова, Валерия Алексеева. На каждом заседании обсуждали какие-то рукописи. Потом учился на филфаке, но самый первый опыт получил в ангарском литобъединении. И авторская песня была очень мощная в Ангарске. Сейчас я на некоторое время вернулся на родину и мне стало грустно. Уровень местной литературы сильно упал.
- Как Вы думаете, почему так произошло?
- 23 года я прожил на Вологодчине, женившись на череповчанке, которая приехала в Иркутск учиться. Мы в Череповце много времени тратили на воспитание публики, работали со школами, со студентами. Сейчас там на более или менее интеллектуальный концерт можно спокойно собрать 300-400 человек. В Ангарске 30 собрать крайне сложно. Я поначалу пытался давать здесь концерты, потом отказался - никто не приходит. И не только ко мне, вообще не ходят на концерты. Народ «скис».
Я думал, почему так произошло. Наверное, из-за того, что городу не везло на руководителей. В Череповце тех, кто становится мэром, смело можно назвать патриотами, они выполняют всё, что обещали, поддерживают культуру, многие наши мероприятия финансировали. Тут же все наоборот. Здесь никто ни во что не верит. И это упадническое настроение неприятно удивило, потому что у сибиряков всегда был боевой дух.
Недавно вернулся с фестиваля «Путь Шамана», который проходил на Байкале, было очень мало зрителей, и непонятно, почему, ведь ходят толпы отдыхающих, кругом турбазы, а заняться абсолютно нечем, никакой культурной программы. Неприятно было видеть много пьяных.
Байкал тоже изменился. Когда я впервые был на Ольхоне, ощущал некий дискомфорт, чувствовал себя чужаком, местные духи как будто косились на меня, интересовались, зачем приехал. Эта энергетика ощущалась, хотелось говорить шёпотом, мурашки по спине бегали от святости этого места. И всё было серьезно - побурханить, монетки бросить, богов задобрить. А сейчас кругом позные, чебуречные. Но ведь боги не живут в «Макдональдсе». Былой энергетики нет. Очень много туристов, всё переведено на деньги. А ведь раньше местные считали себя хранителями острова.
«Отравленные» романтикой
- Неужели публика везде такая инертная? И за рубежом тоже?
- За рубежом она очень однородна. Это на 90% еврейская публика. Например, в Германии неохотно ходят на концерты, там деньги зарабатывают. Русские немцы вообще от России стараются держаться подальше, потому что стремятся вжиться в европейский быт, по таким концертам не ходят, да и некогда, они очень занятые люди.
По России мне больше нравится ездить. Очень люблю северян. За полярный круг забираешься - так такая публика сумасшедшая! У меня был концерт в Воркуте 25 декабря. Полярная ночь, холодина, минус 51 градус. Думаю: можно садиться и обратно уезжать, какой нормальный человек пойдёт на концерт в такую погоду. Так нет. Полный зал набрался! Концерт продолжался три с половиной часа, я уже охрип, а зрители требуют: «Давай пой ещё! Холодно на улице, а здесь хорошо».
Мне несколько дисков заказывали геологи из Республики Коми и организовали знакомство с профессией по всему северу по геологическим партиям. И я так проникся! К ним приезжаешь, и появляется ощущение, что попал в 70-е. Брезентовые старые, ещё советские, палатки, буржуйки, народ в штормовках ходит. Причём народ творческий, кто-то песни пишет, кто-то прозу, у многих по два высших образования. И там такие люди интересные собираются - кто-то уже работает в банках в Москве, в Питере, хорошие деньги получают, но работают с такой договоренностью, что на три летних месяца берут отпуск и - в партию, в штормовки, в сапоги… и на 15 тыс. в месяц. Говорят, что уже отравлены этим. И отношения между ними очень высокие, трогательные, там никто не матерится, не пьёт. Совершенно другой мир.
А вот в Москве работы почти нет, концерты в основном ресторанные, но мы с супругой Галиной перестали выступать в таких заведениях. Для кого? Для людей, у которых денег много? Им авторская песня не нужна. Наша аудитория - учителя, библиотекари. Часто выступаем бесплатно для ветеранов. Вообще, у бардов не денежная профессия.
- Какое будущее ждет авторскую песню?
- Стихи и песни для меня - это разные вещи. Разное состояние души. Я совершенно чётко знаю, когда буду писать стихи, а когда песню. Очень серьёзно отношусь к тексту. Меня не волнует никакой мейнстрим, я пишу песни, которые нравится писать. И люди слушают. Если искренне пишешь, отзыв всегда найдётся.
Но сейчас очень многие пошли на поводу у публики и от авторской песни стали уходить, больше в рок-н-рольное, блюзовое направление, где текст не особенно важен. Они пытались попасть в какую-то струю и очень сильно размыли границы жанра. Исполнители перестали думать о том, что такое разговаривать со зрителями. Когда я приехал в Москву, ходил на концерты и ловил себя на мысли, что 2,5 часа шло выступление, у исполнителей были шикарные инструменты, они хорошо играют, классно поют, но ты выходишь и понимаешь, что не можешь вспомнить ни строчки из их песен.
- С поэзией, наверное, всё еще сложнее? Кого бы из современников Вы назвали поэтом национального масштаба?
- Чтобы был поэт национального масштаба, нужна нация, а её нет. В стране живёт просто толпа людей. Когда мы почувствуем себя одним народом, сразу появится тяга к слову. Если в 80-е всем было интересно, кто что делает, то сейчас музыканты даже друг друга не слушают, своё отыграли и ушли. Нет творческого единства, все делятся на многочисленные союзы. Пока мы вместе, мы что-то можем, но все разбрелись. Много хороших артистов, но нет зрителей, есть хорошие поэты, нет читателей. Телевидение, радио, пресса - всё, на мой взгляд, направлено на то, чтобы лишить нацию интеллекта.