Примерить шкуру полярника и каскадёра. Поставить себя на вершину пищевой цепочки и понять всю свою ничтожность перед стихией. Стать ревностным защитником природы. И хладнокровным убийцей… Каждый мужчина, уверен я теперь, должен иметь в своём арсенале баек ту, что начинается словами: «Отправился я как-то в тайгу на медведя…»
- Не поднимается рука подписывать, - генеральный директор нашей газеты Наталья Яблонская отодвинула «служебку» на край стола. - Предчувствия не очень хорошие. Может в другой раз?
С того момента, когда меня пригласили в медвежий угол Восточного Саяна «проверить на жильцов пару берлог», прошло чуть больше суток, и в своих мечтах я уже успел эволюционировать из теплолюбивого офисного работника в таёжного терминатора. Поэтому без боя решил не сдаваться.
- Подумают, что струсил, и больше не позовут, - почему-то выбрал я самый нелепый из заготовленных аргументов. Хотя следовало сослаться на постановление советского правительства, которое обязывало работодателя отпускать охотника-любителя в тайгу по первому требованию. Однако подействовало.
- Хочешь проверить мою интуицию? Пожалуйста. Но чтоб в понедельник был на работе!
Крокодил и его оруженосец
Чётко следуя полученным инструкциям, по приезде в Тулун диктую таксисту адрес друга нашей газеты, биолога-охотоведа, арендатора лесных угодий и кое-каких недр, владельца отменной пасеки и авантюриста «всесоюзного значения» Николая Терещенко. «Что у тебя с одеждой?» Моя правая ладонь заныла в «капкане».
- Так с хорошей погодой, вроде, приехал. Минус девять… От валенок не откажусь, если предложите.
- Ладно, шутник, поброди по спортзалу, посмотри фотографии - чтоб понимал, с кем имеешь дело.
Себя он имел в виду или хищника, с которым мне ещё предстояло познакомиться (оба они представлены на фото во всём своём величии), но галерею снимков можно было бы озаглавить «Жизнь удалась». В том смысле удалась, что богата на яркие события и встречи с интересными людьми. Дружить с Распутиным, охотиться на африканского бегемота с Ястржембским, нырнуть на тот свет в непроходном пороге верховья Енисея… такой судьбе не хочешь, а позавидуешь. Наверняка он популярен среди дам, и абсолютно точно - в авторитете у таких же, как он, романтиков тайги. И я подумал: «Почему нет? Данди по прозвищу Крокодил!» Со знаменитым бродягой из австралийских джунглей Николая Васильевича роднит не столько внешний вид (хотя, конечно, есть нечто общее в обветренных лица искателей приключений - некий «внутривидовой признак» особой расы людей), сколько пышущая самоуверенностью, порывистая натура.
Несколько иной характер у верного спутника Терещенко во всех его безумных экспедициях Анатолия Ивановича Анисимова.
- Мы уже полвека кореша, - говорит о своём помощнике тулунский охотовед. - Толян помладше - мне-то уже шестьдесят в этом году стукнет, - а рассуждает иногда, как старый дед. Спокойную жизнь любит, только не даю я ему расслабиться. В нашем возрасте жизнь - это движение.
Терещенковский оруженосец подкатил к точке нашего отправления на японском грузовичке с двумя роскошными снегоходами в кузове.
- Это тебе не «Буран», - уважительно присвистнул четвёртый член нашей команды - организатор охотничьего тура Олег. - 800 кубиков! Это ж сколько лошадей то?
Я подтянулся на борту и ахнул, взглянув на разметку спидометра (до 200 км/ч):
- Дури на всех хватит! Николай Васильевич, а где ещё два - для нас с Олегом?
- Размечтался. В санях поедете. Всё, хватит возиться, погода портится. По машинам!
Глупая государственная политика
Анатолий едет впереди, мы втроём на джипе с санями в прицепе следом - так удобнее поглядывать, чтобы не сдуло чего из грузовика набирающим силу ветром. Колонна движется в сторону последнего островка цивилизации у подножья гор - посёлка Аршан. Как и его знаменитый тёзка из Республики Бурятия, тулунский Аршан богат минеральными источниками, превосходит его по таким туристическим продуктам, как охота, рыбалка и сбор дикоросов. Но, к сожалению, о нём мало кто слышал, потому и забыт он, пусть и не Богом, но инвестором и работодателем - точно. Меж тем выясняется, что не раскручена как бренд сама охота в Саянах.
- Я нашу государственную политику понять вообще не могу, - обращается Олег к Николаю Васильевичу. - В ЮАР сафари - вторая строчка доходов после добычи алмазов. А у нас за одно только право заниматься иностранным туризмом нужно ежегодно 100 тысяч в Москву отправлять. За что?! Самый перспективный охотничий виду у нас - медведь. Мы его ВИП-охотникам за три тысячи долларов продаём. При этом все взятки хапают, и промысловику, который берлогу нашёл, копейки достаются. Самому ему медведя добывать тоже невыгодно - ещё не факт, что с трофеем останешься, а за лицензию и путёвку шесть тысяч рублей выложи.
- Да и нет этих лицензий - сам знаешь, по блатным расходятся. Восточный Саян ещё пока богат медведем, козерогом, изюбрем, лосем, даже кабан в одном месте оседло живёт, но управлять этим мощнейшим государственным охотничьим фондом некому. Поразогнали всех, кто за тайгой следил, - промысловиков и охотоведов.
- Теперь в лес браконьеры с фарами лезут - в ближайших к городам угодьях численность копытных сократилась в десятки раз!
- Убивать их самих мало. Ты, конечно, молодец, что своих иностранцев сюда таскаешь, хоть какую-то культуру в тайге поддерживаешь, но нашему среднему классу такая добыча уже не по зубам. В начале семидесятых у меня за сезон только на угодье Тэмь в Братском районе до 300 любителей заходило, одной белки я 13 000 заготавливал. Вот это был ажиотаж! Ну а про Африку я тебе так скажу - ездил, знаю. Буйвол там пять тысяч евро стоит для туриста, а удовольствия никакого: жара адская, в одних трусах ходишь, потом обливаешься… Ты смотри, как заметает, - Николай Терещенко сбавил ход. Разговор о наболевшем выпускники факультета охотоведения иркутского сельхозинститута 1978 - 1985 гг. могли продолжать бесконечно, но разбушевавшаяся за окнами джипа стихия заставила сменить тему. Ядрёная метель, уже собравшая по краю проезжей части трёхметровый бурхан, подняла перед капотом снежную пелену.
- А ты говорил: «Девять градусов», - водитель весело зыркнул на меня через зеркало. - Вообще-то, есть тут недалеко от деревни берлога, час езды всего на джипах… (в машине повисла пауза, я в надежде даже дышать перестал), но раз решили на снегоходах, значит - на снегоходах. И потом я эту берложку другому охотнику обещал…
Спиной навстречу опасностям
Джип тормозит у дома заведующего охотничьим участком Виктора Хворова - этой «перевалочной базой» Николай Терещенко по-дружески пользуется уже не один десяток лет. Не без труда открываю прижатую ветром дверцу. На улице ни души, только три пацана детсадовского возраста «встают на парус», раскинув руки и хохоча.
- Анатолий, ёшкин кот, - перекрикивая завывания, распекает друга Николай Терещенко. - Где стекло от твоего снегохода?
- Видать, дорогой ветром сдуло, оно ж на резинках крепится.
- Видать… Теперь думай, как бы тебя самого не сдуло на ходу. Парни, давайте перегружаться, чувствую, до ночи провозимся… Что ты с бутылкой своей, как кот с салом носишься? Выбрось её в сугроб, на обратной дороге заберешь.
Честно говоря, отправляясь в это путешествие, я наивно полагал, что самое главное - проштамповать в точке прибытия командировочное удостоверение и поскорее забыть о том, что дома клялся здоровьем кота много водки не пить. Печься следовало об удобном сидении в санях, ведь моё легкомыслие обернулось тем, что в тайгу я отправлялся, как сказочный дурачок - задом наперёд верхом на подпрыгивающей печке-буржуке (подарке далёким на тот момент тофаларам). Скачка по ухабам казалась развлечением не больше пяти километров - до того момента, пока не закончилась лесовозная дорога и мощные снегоходы, выехав на припорошенный лёд реки Ия, не взревели моторами…
Перегрузки, как в бобслее и родео одновременно, с той лишь разницей, что мой ад продолжался три часа! В одну из самых отчаянных минут, в приступе жалости к себе, я даже малодушно пожалел о том, что на старте помогал Анатолию мастерить «ветровое стекло» из куска картона проволоки и скотча (без него он, может, и не мчался бы по пересечённой местности со скоростью 70-80 км/ч). И поплатился в ту же секунду. Сани подпрыгнули, и мы вместе с лайкой Белкой полетели в тартарары, размахивая в воздухе всеми восемью лапами, чтобы уберечь их от травмы. На первый раз отделались лёгким испугом, но в следующем «ДТП» одну из моих конечностей таки зажало между деревом и душкой саней.
- Нога, - простонал я голосом умирающего комиссара спешившемуся Анатолию.
- Хорош симулировать, - мой мучитель одной левой отогнул гибкий ствол. - Помогай сани переворачивать, Васильич не любит опаздывать.
То как, мы прошли по Ие левые притоки, реки Барбитай и Малая Шита - живописные, как говорят, места, - в метели было не разглядеть. А половину пути я мечтал… заправить обратно рукавицу, выбившуюся из рукава. Мы с Белкой в этом взбесившемся караване неслись последними, и я твёрдо уяснил: если отпущу поручень и вывалюсь из саней, а сами они при этом останутся на ходу, потерю бойца наш отряд просто не заметит. Чувствуя моё отчаяние, ласковая сука иногда прикладывалась тёплым носом к запястью, холод от которого пробирал до самого затылка. Чем спасла меня от потери рассудка.
Уже в сумерках наши сани замедлили ход, и я, уже не надеясь на полную остановку, сгруппировался, ожидая очередного скачка через торос. Но послышались голоса.
Кто в берлоге живёт?
- Ну рассказывай, Роман Фролов, как у тебя тут с медведями?
- Две берлоги на участке, Николай Васильевич, - отчёт перед лютым (некогда) охотоведом держал щуплый и очень невысокий промысловик с 25-летним стажем, получивший от Бога такую конституцию явно для маскировки. - Одна-то, видать, пустая, а подле другой есть следы, не иначе мишка мхом лаз свои заделывал, когда продрог.
- А заглянуть ты не мог?
- Так опасаюсь я теперь с «тозовкой» соваться. Помните, пять лет назад погонял нас медведь по тайге? У вас ещё «Лося» заклинило?
- Ну ладно, дело былое. Веди в зимовьё. Чем почивать будешь?
- Котлеток нажарил из кабарги …
- Эх ты, охотник, надо было тебе из города нормального мяса привезти.
Отведав дичи в крохотной, под стать хозяину, избушке, я убедился, что ворчал Николай Терещенко, конечно, в шутку. В любом иркутском ресторане за такое лакомство гурману вывернули бы карманы. Согревшись у печки, ранее служившей безымянному грузовику бензобаком, и захмелев с какого-то смешного количества спиртного, готовлю ночлег на разборных нарах. Наверняка вырубился первым (получившая встряску центральная нервная система который час просилась на покой).
Поднялись вместе с солнцем - в горах гостем поздним и необязательным. Ветер угомонился ещё ночью, на улице минус пять - почти жара. Так как выяснилось, что наш общий клиент - мужчина преклонного возраста (заграничного ВИП-охотника должны были доставить к зимовью Романа на вертолёте), сначала решаем проверить ту берлогу, что находится в равнинной местности, а не на горе.
Наш путь петляет по тайге вдоль незамерзающей речки Чёрная, Николай Терещенко пролетает этот участок на снегоходе с санями с той же грацией, что и герои «Звёздных войн» на летающих мотоциклах. Ещё километра три-четыре нужно пройти пешком. Мои сухопарые путники бьют тропу без видимых усилий, а вот я сам через шаг проваливаюсь в снег по пояс. Задыхаюсь, но пру дальше, проклиная затяжные и высококалорийные новогодние праздники. Наконец охотники остановились перед небольшим возвышением и что-то обсуждают шёпотом. Троица вместе с Белкой исчезает за деревьями, а я, рухнув на пенёк, благодарю судьбу за возможность отдышаться и сделать пару заметок в блокноте.
«Тебе хоть ружьё дали? - спросила у меня жена, когда я добрался до этого места в своём рассказе. - Дубина! А если б медведь не в берлоге лежал, а к тебе вышел?» Но не оказалось косолапого нигде поблизости - ни под землёй, ни на земле. Зато в «горной» берлоге Белка учуяла его однозначно. Бесстрашная задира, которой всё равно кого рвать: кавказскую овчарку, кабана или медведя, прижала уши и заскулила, натянув поводок. Отправив жестами всех вниз, Олег ещё долго стоял у небольшого отверстия, в которое накануне случайно провалился одной ногой Роман, выслеживая какого-то копытного зверя.
- Медвежат в берлоге не должно быть, я долго прислушивался, - сказал присоединившийся к нам организатор охоты. - И всё же гарантировать, что в берлоге не матуха с детьми, я не могу. Если они запищат, когда зверя будить придём, придётся уходить ни с чем.
- Значит, нужно проверить ещё один вариант, - Николай Васильевич явно был готов к такому повороту. - В Тофаларии такие медведи жирные! Сало кедровыми орехами пахнет… Ну и печку на базу ребятам закинем с оказией.
Таймень с человеческим лицом
Движемся выше «по течению». Уже не так торопимся, есть возможность поозираться. От первобытной красоты захватывает дух, порой кажется, что сквозь шум мотора откуда-то издалека прорывается рёв мамонта. За каждым поворотом Ии свой пейзаж. Закипевшую, в голубых торосах реку время от времени обступают сопки и скалы, густо поросшие кедрачом. Говорят, урожаи шишек здесь такие, что соболем и медведем просто кишит лес.
При этом мелькающие по берегу зимовья создают впечатление самой обжитой тайги. Ложное, как мне объяснили позже. В эти избушки на главной речной магистрали Восточного Саяна, а уж тем более в глубине леса на притоках Ии, охотники и рыбаки не заглядывают годами. Тем поразительнее «малоэтажная застройка», развернувшаяся на границе со сказочной горной страной Тофаларией. Один из живописных участков - на реке Большая Шита - арендовали два друга тулунчанина: местный предприниматель и депутат. Рядом со старой избушкой они уже достраивают роскошные по лесным меркам зимовьё и баню с беседкой. Из бруса! Его пилят на специальной раме, к которой крепится бензопила.
- Это я парней к тайге пристрастил, одного даже в экспедицию брал, - с гордостью замечает Николай Терещенко. - Они не охотники, но рыбалкой увлекаются. Ну и смекнули: такого отдыха, как здесь, им никакой курорт не даст.
С неменьшим размахом обустраивается «рай на выселках» в Габовой Яме. Место славится глубокой чистой заводью, а четырнадцатью километрами выше настоящая достопримечательность - Ия, расколов скалу пополам, образовала знаменитые ворота. Даже наш вечно спешащий капитан соглашается сфотографироваться на фоне этой фантастики и терпеливо ждёт, когда я отойду на достаточное расстояние, чтобы скалы вошли в кадр.
При ходьбе шуршит обледенелый пуховик. Дело в том, что при форсировании незамерзающей реки Большая Шита наши с Анатолием сани, ничуть меня не удивив, соскочили с досок, опрокинулись и придавили мои ноги барахлом. В этом нелепом положении - утопая с головой в речке по щиколотку, я провёл не больше минуты. Пропитаться водой спортивная куртка не успела, но за шиворот немного затекло. Проблему решили рубахой из солдатского сукна, которая впитала влагу, и стопкой водки в зимовье тофалара Сергея Кангараева.
- Это место называется Белхем, - объясняет хозяин охотничьего домика. - В переводе с тофаларского - Таймень-река
- Ага, рассказывай, - перебивает Николай Терещенко. - Откуда здесь таймень?
- Не веришь? Мне бабка рассказывала: наш предок здесь берестой тайменя лучил. Однажды подошла к нему рыбина, а голова у неё человечья. Может стемна ему так показалось, только не рыбачил он здесь больше… Мы, Кангараевы, испокон веков тут тайгу держим. Сейчас нас четверо братьев охотится и сыновья помогают. Вон я своего Олега на адвоката выучил, два диплома у него, а без леса ему житья нет - каждую осень сюда приезжает.
Семейный подряд - норма для народа Тофаларии. Так проще пасти оленей, добывать зверя, элементарно выживать в суровых условиях горной тайги. Братья Шибкеевы - обитатели базы в устье реки Шибит - охотятся впятером, не считая сыновей. Их обиталище - конечная точка нашего путешествия. До хребта Восточного Саяна мы не дошли всего пары километров. В одну сторону отсюда Бурятия, в другую - Тыва.
На кладбище одна молодёжь
Бывшая геологическая база расположилась в центре гигантского бесснежного амфитеатра. Заслышав моторы снегоходов, Виктор Шибкеев и его племянник, 21-летний атлет Василий, вышли встречать на берег. О нашем прибытии их предупредили по рации другие охотники. Сеансы связи между ближними зимовьями случаются дважды в день в строго определённые часы. На момент нашего прибытия Александр Шибкеев как раз обсуждал с братом Владимиром последнюю лесную новость.
- Саня, мы тут берлогу нашли! - прохрипела сквозь помехи рация. - Хорошую - фонарик до дна не достаёт. Собаку подвели, вроде сработала, но как-то не так. Что делать? Пришлось прямо внутрь лезть. С хозяином берлога, Саня! Готовься, добывать пойдём!
- А выскочить не мог он, зверь-то?
- Не, он крепко сейчас спит...
В беседе со старшим из братьев Шибкеевых - Виктором интересуюсь, чем живёт сегодня население Тофаларии.
- Кабаргу добываем - мясо едим, а струйку на продажу. Пробовали мясо тоже сдавать, но без лицензии не вывезешь, - на первом же посту гаишники отбирают, - жалуется ветеран промысла. - Прямо в глаза говорят: «Нам тоже есть хочется!»
- А лицензии такие дорогие?
- Не видим мы их! В Иркутске скупщики разбирают, чтобы нами манипулировать. В заготконтору приедешь - один обман. То шкурка им маленькая, то цвет у соболя низкосортный - пятый, седьмой номер. Рядятся да приговаривают: «Ты выпей, выпей стопку коньяку». Водочка на столе появляется, колбаска. Отказываться-то вроде как неудобно, а выпьешь, размягчишься и сдашь всё своё добро за бесценок.
- Прямо как старые купцы. А при советской власти разве другие порядки были?
- А как же! Раньше я полностью охоту оправдывал: два соболя - бочка солярки. А сейчас и половины реальной стоимости не дают. Белку - ту вообще стрелять нынче не стал. Какой смысл? Патрон для тозовки пять рублей стоит, шкурка - десять - пятнадцать… Вот осенью медведя с братом добыли, да съели уже.
- Его тоже из-за желчи добываете?
- Лапы китайцы охотно скупают - по пятнадцать тысяч рублей за четыре штуки. Что уж с ними делают, не знаю, едят наверное. А шкуру за десять тысяч можно сбыть. Ну и приезжают охотники из Иркутска, Москвы, марала им помогаем добывать, изюбря.
- А летом чем занимаетесь?
- Огороды у многих. Растёт всё, только хлеб не родится. У нас два шутника после войны как-то шли обозом, по дороге два снопа купили, завалились в райисполком и давай хвастать: «Вот какой в Тофаларии хлеб вырос!» Те на карандаш, и нам муку несколько месяцев не выдавали, пока не разобрались.
- Работой в вашем главном посёлке Алыгджер только бюджетники обеспечены?
- Конечно! Кто в котельной устроен, кто в больнице или в интернате. Там ребятишки почти круглый год живут, только на каникулы их разбирают родители. Один год не вывозили, так ЧП случилось: двое ребят замёрзли насмерть - через тайгу домой пошли. А на Верхней Гутаре у нас вообще «Чечня». Три молодых дурака напились, сговорились стреляться. Двое убились, третий испугался, но и он потом сгинул - потащили его дружки на тот свет. Вообще Гутаре по легенде кровью определено течь - там одна молодёжь на кладбище лежит…
Наблюдая за тем, как старшие Шибкеевы, гостеприимно уступив нам место на нарах, расстилают себе на ледяном полу не внушающие доверие шкуры, начинаю верить в сверхъестественную силу потомков уйгур. Но посреди ночи меня разбудил их тяжёлый кашель и бессвязные бормотания.
- Эти прирождённые охотники, пока молодые, в любую гору бегом забираются, выживают в таких условиях, что ни одному разведчику не снилось. Но ведь сами гробят своё здоровье, - прокомментировал позднее мои наблюдения Николай Терещенко. - Иной раз в Тофаларию продукты не везут, а с куревом и водкой перебоев никогда не было. Они и пьют, пока не кончится. Не дала она им ничего хорошего - наша цивилизация.
Если честно, мишку жалко
Ранним утром оптимизма поубавилось даже у нашего неунывающего капитана. За окном минус 42, снегоходы, естественно, не заводятся. К тому же выясняется, что вертолётчик везти француза по новым координатам - к незапланированной берлоге - отказался наотрез. В этой экстремальной ситуации наши пилоты творят чудеса. Аккумуляторы отогреваются у печки, промёрзшие детали двигателей - с помощью газовой горелки. А обратный путь до зимовья Романа - 98 километров по проталинам и торосам - «болиды» преодолевают за три часа (цена этого рекорда - лопнувшие полозья титановых саней!). У нас с Анатолием без происшествий, конечно, не обходится. Несколько раз опорожнённые сани разворачивает на ходу поперёк движения. В итоге оказываюсь на обжигающем льду дважды. В последний раз особенно неудачно: ухнуло душкой по плечу и ещё протащило за ногу метров 20.
- Не ушибся? - проявил, наконец, признаки человеколюбия Анатолий.
- Давайте переворачивать вашу чёртову технику. На охоту опаздываем.
Что творилось в самый ответственный момент моего приключения? Думаю, подробный отчёт защитников животных не порадует. Медведь оказался молодым - четырёхлетним, большой опасности для вооружённых людей не представлял. Не поздоровилось бы нам, окажись берлога «семейной», а так… Грешным делом мне даже подумалось, что небольшая перепалка между устроителями охоты была разыграна для куража:
- Уберите собаку, застрелим!
- Пусть со зверем познакомится, он же не вышел ещё.
- Убирай, говорю. Стреляй! Лезет!
Я раньше и представить себе не мог, насколько созвучны вопросительные французские интонации и русский мат. Эта музыка окутала тайгу после двух сухих щелчков осекшегося ружья, но продолжалась мгновение. Пока не прозвучали, наконец, роковые выстрелы.
На ломаном английском я поинтересовался об ощущениях нашего почтенного стрелка (между прочим, одного из самых влиятельных политиков Европы), добывшего на старости лет сибирского медведя? Мне ответили: «Счастлив. Он давно мечтал об этом трофее». Что в тот момент чувствовал я сам? Понял, что по дому соскучился. Как никогда в жизни.
P.S. Ветровое стекло от своего снегохода Анатолий нашёл, когда мы возвращались из Аршана в Тулун. В чистом поле, под снегом!
На просторах от Москвы до Иркутска много больших, но бессмысленных автосалонов 
Оленевод Николай Аруниев - об эвенках, оленях и кочевых школах 
А остались ли у нас нормальные заводы?