Вообще-то после школы Геннадий и ещё двое его друзей решили поступать в высшее военно-морское училище во Владивостоке, но мой собеседник не прошёл медицинскую комиссию и «с расстройства» пошёл учиться на геолога.
- У меня не было никакого романтического взгляда на эту профессию, родители к геологии не имели никакого отношения, - рассказывает Галкин. - Но я ни разу не пожалел о принятом тогда решении.
Победила нефть
После окончания института он распределился в Мамско-Чуйский район, где проработал 16 лет, а потом, в начале 80-х, попал на крупнейшее за Уралом Непское месторождение калийных солей (Катангский район), которые являются главным удобрением в сельском хозяйстве.
- Это была очень интересная работа: новое месторождение, которое я прошёл от начала до конца - с первых стадий поиска до разработки проекта и защиты его в государственной комиссии по запасам, - вспоминает Геннадий Галкин. - Кстати, защитили мы отчёт на отлично, подали материалы на лауреатство государственной премии. Но наша заявка не прошла - в тот год на финиш вышло две работы: открытие и промышленная оценка углеводородного сырья Восточной Сибири и Непское месторождение калийных солей. А председателем комитета по присуждению премий был в то время Черномырдин, ну и, естественно, нефть победила. Хотя, конечно, по значимости для экономики страны то открытие было важнее.
«АиФ в ВС»: - Сейчас это месторождение разрабатывается?
Геннадий Галкин: - Нет, потому что в тех краях нет инфраструктуры, надо строить 450 км железной дороги, без которой развивать такое крупнотоннажное производство невозможно. Конечно, и в советское время государство вряд ли «потянуло» бы одно это месторождение, но тогда весь расчёт делался на комплексное освоение Верхнеленского ТПК - добычу нефти, газа, калийных солей и развитие лесной промышленности.
«АиФ в ВС»: - Вам как геологу, который больше 10 лет занимался данной темой, не обидно, что результаты вашего труда остались невостребованными?
Г.Г.: - Конечно, обидно, но что сделаешь. Правда, в последнее время какая-то надежда затеплилась. Калийные соли особенно востребованы в странах Азиатско-Тихоокеанского региона (Индия, Китай), где выращивают цитрусовые - для них нужны именно эти удобрения, но при этом там нет своих подобных природных ископаемых. В настоящее время материал по Непскому месторождению подан на аукцион и, как я слышал, есть даже реальные конкуренты. Кстати, несколько раз этими запасами интересовались представители Китая, но когда узнали, что в промышленную разработку надо вложить 2 миллиарда долларов, сразу весь интерес пропал. У них, как правило, больше разговоров и антуража, а когда дело доходит до инвестиций, тут их нет.
«АиФ в ВС»: - В 60-70-е годы геологи стремились «за туманом и за запахом тайги» уехать как можно дальше на Крайний Север. У вас никогда не было такого желания?
Г.Г.: - Моя первая студенческая практика после второго курса была в Саяне, и романтики там хватило. А после третьего курса я был на практике в Маме, и меня так покорила красота тех мест, что уже не надо было никуда дальше ехать. Вся моя жизнь - это север Иркутской области.
«АиФ в ВС»: - У кого-то из ваших коллег я прочитала, что у каждого геолога есть свой список полевых ЧП: встречи с медведями, провалы под лёд на реках и др. А у вас есть такой список?
Г.Г.: - Запомнились первые годы ведения геологоразведочных работ на Непском месторождении. Трудно было - зима, холод, жилья нет, ночевать негде. Как-то раз я вышел на улицу, вдохнул воздух, и ощущение сложилось такое, что все внутренности закаменели. Оказалось, что минус 60 всего-навсего было.
С медведями я не встречался, а вот под лёд однажды чуть не провалился. В те времена в геологоразведочных партиях были так называемые выездные кони - у начальника партии, главного инженера и главного геолога. Это как персональный автомобиль, только без водителя. У меня был конь Дружный. И вот как-то ранней весной мне нужно было переехать речку, конь вскочил на наледь и провалился. Я успел выскочить на берег, а животное начало затягивать под льдину. Глаза его в этот момент я на всю жизнь запомнил. Я узду из рук не выпустил и голову его над водой удержал. В общем, метров десять вдоль берега я бежал, пока Дружного из реки не вынесло. У меня даже мечта была написать оду коню, потому что это животное - основная тягловая сила и двигатель в геологии. К сожалению, до сих пор мечту не осуществил.
На алмазах живём
«АиФ в ВС»: - Геннадий Андреевич, как вы считаете, в Иркутской области разведаны все запасы природных ресурсов или есть ещё белые пятна?
Г.Г.: - Какой же геолог скажет вам, что всё уже исследовано? Конечно, легко открываемый фонд полезных ископаемых уже исчерпан. Хотя… То же россыпное золото в Бодайбинском районе с 1846 года разрабатывают, можно сказать, уже на три ряда - подземная добыча, драги, теперь открытый способ, а оно всё ещё есть. Много лет говорят, что запасов осталось на 10-15 лет, они проходят, и опять говорят - золота хватит на 10-15 лет. А что касается углеводородного сырья, то в нашем регионе мы вообще делаем только первые шаги. В этом направлении ещё работать и работать. Практически не исследованы Восточный Саян, Прибайкалье, так что полезных ископаемых в Иркутской области хватит и нам, и внукам и правнукам.
«АиФ в ВС»: - В нашем регионе существует много легенд и версий, связанных с несметными богатствами иркутских недр. Например, жители Чуны просто уверены в том, что живут на кимберлитовой трубке, надо только копнуть поглубже.
Г.Г.: - История алмазов в Сибири, действительно, началась с Иркутской области, где они были найдены в 50-е годы в речных отложениях Бирюсы, Чуны и других водных артериях. Всего существует больше тысячи различных находок, самая крупная из них - алмаз весом примерно 7 каратов, то есть 1,4 грамма, который нашли высоко на террасе реки Большая Бирюса. А когда коренные алмазы открыли в Якутии, в нашем регионе все работы были свёрнуты, и эпопея иркутских алмазов закончилась. Начиная с 60-х годов, государство выделяло на эти работы какие-то небольшие деньги, например, а последние лет пять - 25-30 миллионов рублей частных инвестиций, а это сущие копейки. Ведь на открытие якутских алмазов вся мощь Советского Союза была брошена: и огромные людские ресурсы, и капитальные материальные затраты. Но смысл продолжать системные поиски коренных месторождений в нашей области есть, так что алмазы можно считать тоже нашим будущим.
«АиФ в ВС»: - Геннадий Андреевич, как вы оцениваете состояние геологии сегодняшнего дня? Что-то изменилось с 90-х годов, которые считаются временем развала этой отрасли, в лучшую сторону, или нет?
Г.Г.: - К сожалению, государство и в настоящее время без особого энтузиазма выделяет средства на развитие этой отрасли. Разведываются золото, поскольку оно сверхликвидное - то есть сколько добудут, столько и продадут, и цены на него постоянно растут, а также углеводороды - за счёт частного капитала и ежегодного выделения 600-700 миллионов рублей бюджетных средств. А на твёрдые полезные ископаемые в год приходится примерно 200 миллионов рублей, которых хватает на самые общие поиски. Так что, на мой взгляд, пока плохи дела в российской геологии.
Досье:
Геннадий Галкин родился в Тюменской области, с 1954 года живёт в Иркутске. В 1963 году закончил Иркутский горно-металлургический институт (ныне - Иркутский государственный технический университет). В настоящее время является директором Иркутского филиала государственной комиссии по запасам.
В Ангарске может быть создан резерв ядерного топлива для МАГАТЭ 
Все взрослые будут подвергнуты углубленной диспансеризации 
«Билайн» развивает сети 3G и 2G в Иркутской области 
В Приангарье стало меньше детей-отказников 
Профориентация: Как убедить школьников учиться на сварщиков, бетонщиков, маляров и швей?