В советское время он был осуждён за распространение антисоветской литературы. Да и сейчас относит себя к инакомыслящим. Смотрит на жизнь, как сам уверяет, «циничными глазами социолога».
В ходе своей непродолжительной научной командировки в Иркутск Виктор Воронков встретился с корреспондентом «АиФ в ВС» и объяснил, почему нужно воспитывать не патриотов, а граждан, способных признать историю собственной страны с ошибками и провалами.
- Как Виктор Воронков стал диссидентом?
- Не уверен, что меня можно отнести к диссидентам за одно только распространение антисоветской литературы. Но если считать инакомыслящим, тогда можно сказать: я - диссидент.
Любопытно, как приходят к диссидентству. Первый путь - друзья. Человек вращался в определённой компании, общался с людьми, а потом выяснялось, они диссиденты. Уйти из этой тусовки уже неудобно, и вдруг человек осознал, что относится к диссидентам. Второй путь связан с наличием интереса к другой правде, к иной интерпретации событий. Именно этот путь вовлекает человека в донкихотскую борьбу с системой.
- У вас, наверное, второй путь?
- Я был «правоверный» советский комсомолец, хотя и слушал западное радио. В июле 1968 года поехал в Чехословакию. Я мало что понимал, но в Чехословакии стал читать их газеты. Мне импонировал социализм с человеческим лицом, и я убеждал иностранных товарищей, что их опасения относительно военного вторжения Советского Союза - беспочвенны. Мне казалось, вот-вот СССР станет перенимать чешский опыт. За день до ввода войск я выехал из Чехословакии, остановился во Львове у своих знакомых. Когда ночью услышал грохот танков и грузовиков, не мог ничего понять. Включил приёмник, помню, нашёл волну ВВС и услышал, что «советские войска вошли в Чехословакию». Я был настолько потрясён, что рыдал.
Кагэбэшное дело
- Были разочарованы в родине?
- Для меня это был страшный удар. Вернулся в Ригу. Написал статью в университетскую газету, которая называлась «Чехословакия. Август 1968», где обрисовал, как хорошо и замечательно было в Чехословакии и жаль, что советский народ этого не знает.
Секретарь парткома университета, проверяя газетные гранки, наткнулся на мою статью и снял её. Впоследствии я узнал, что моё кагэбэшное дело началось именно с той статьи.
- Сколько лет вам тогда было?
- 22 года. Больше всего тогда впечатлило, что все мои друзья, критически относящиеся к власти, поддержали ввод войск в Чехословакию.
- Была столь сильна идеологическая обработка?
- Скорее, проводилось мощное патриотическое воспитание. Люди поддерживали власть, хотя и не разделяли её взглядов. Считалось и сохранилось по сей день, что сами мы можем ругать свою власть как угодно, но обязаны перед лицом врага сплотиться и защищать её.
Тогда в конце 60-х годов по событиям в Чехословакии разгорелась дискуссия. Стали выходить фильмы и книги, в которых приводились факты, не происходившие на самом деле. Я это узнал, когда начал сверять фактаж по чешским газетам, их тогда можно было выписать. Меня всё так обозлило: и мои друзья, и фальшь вокруг. С того момента начались мои размышления - что и зачем? Стал читать и собирать самиздат.
- Почувствовали себя каким-то особенным?
- Тогда многие читали самиздат, и это не было чем-то выдающимся. В начале 70-х годов, когда я жил в Иркутске и работал в Институте географии, очень плохо понимал роль и силу КГБ. Меня вызывали в соответствующие кабинеты и объясняли, что не должен ссориться с начальством в институте, намекали, но я не относился ко всем замечаниям серьёзно. Потом в 1974 году уехал в Питер, стал сотрудником Института социально-экономических проблем.
- Так, а когда вы отнеслись серьёзно к КГБ?
- В 1982 году, когда меня прямо на работе арестовали. Повезли домой на обыск. Потом к следователю на допрос. Он положил на стол кипу моих ежедневников. Один раскрыл - 1971 год - и прочёл: «Солженицын. Серёжа», и спросил:«Кто это?» Я понял, что попал надолго. В каждом ежедневнике лежало по 50 закладок.
- Но вы, молодец, хранили свои ежедневники…
- Болезнь русской интеллигенции - хранить записи. Меня предупреждали о возможных проблемах с КГБ. И незадолго до ареста всю антисоветскую литературу я увёз из дома. Но только во время обыска осознал, сколько считается антисоветским. Те же издания Цветаевой и Мандельштама…
- Чем закончилось следствие по вашему делу?
- Получил условный срок. А не сел в тюрьму, благодаря тому, что меня защищал лучший адвокат, работавший по крупнейшим делам диссидентов. Он придумал грамотную стратегию. Я признал то, что не было, и не признавал то, что было. А наводка по моей персоне пришла как раз из Иркутска. В Институте географии, где я ранее работал, был доктор наук, который тоже коллекционировал самиздат, его арестовали, посадили в «пресс-хату», и он многих назвал, в том числе и меня.
- Вы материалист?
- Безусловно, и антиклерикал. Очень не люблю всякую религию. С трудом переношу людей, которые её продвигают.
Мечта о фрилансе
- Но как социолог должны испытывать к верующим любопытство.
- Я бываю не только исследователем, но и обывателем. Хотя в последнее время смотрю на людей чаще глазами социолога. Мне интересно, как человек конструирует понятие бога, как это определяет его поведение. Социолог изучает правила, по которым живут люди. Поэтому для меня всё становится предметом исследования.
- Жизнь как предмет исследования - неплохо звучит. А когда вы занялись социологией?
- В перестройку. В 1988 году мы с единомышленниками организовали секцию исследований общественного движения при социологической ассоциации. А спустя два года я создал собственный институт. С тех пор я чувствую, что реализовал свою мечту о свободе. У меня был идеал стать независимым учёным, фрилансером. И это удалось сделать. Жизнь короткая, поэтому надо заниматься тем, что нравится и с теми людьми, которые нравятся.
- Вы создали свой институт в сложные годы, как удалось выжить?
- Почти все созданные тогда социологические институты ушли в коммерцию, даже ныне известный Левада-центр. Мы же стремились заниматься наукой. Нам повезло, что удалось получить ряд крупных грантов в начале 90-х годов. Были и тяжёлые времена в 1996-1997, подумывали даже гонять машины из Германии, чтоб заработать средства на исследования.
Зато мы смогли сделать себе имена, нас уважают, печатают в серьёзных сборниках, считают учёными (лукаво улыбается). Вы же понимаете, что всё это лишь очередной социальный конструкт об успешности. И я отношусь к этому как к большой игре, но я играю в неё серьёзно.
- Как вы считаете, у социологии есть особая роль в формировании гражданского общества?
- Я уверен, что люди должны быть гражданам и должны ощущать, что от них в этом мире что-то зависит. Наша же российская система образования по сей день воспитывает не гражданина, а патриота.
- А говорят, что патриотов не хватает.
- Я этому рад. К сожалению, до сих пор обвинения в непатриотизме заставляют человека оправдываться. Но мы забываем, та патриотическая идеология, что пропагандируется и сегодня, была создана ещё товарищем Сталиным в 30-х годах прошлого века.
- У вас есть предложения, как воспитывать гражданина?
- Нужна другая система образования. Новые учебники. Кстати, дискуссия про учебники истории сразу всё рассказывает о нашей стране. Чем нам объясняют необходимость формирования позитивного образа истории? Что народ устал от негатива. Но я убеждён, что обслуживать народ не надо. Понятно, история объективной быть не может. Но нужно стремиться посмотреть максимально широко на исторические факты. И преступны формулировки вроде этой - «В оборонительных войнах Московское княжество расширилось до границ Российской империи». А именно такие фразы можно найти в учебниках.
- Но во многих цивилизованных государствах, есть определённые запреты на обсуждение тех или иных исторических событий.
- Да, во Франции есть закон, запрещающий подвергать сомнению Холокост, геноцид армян в Турции и работорговлю на Антильских островах. Схожие запреты по обсуждению Холокоста есть и в Германии. Но в США дискуссия разрешена по всем вопросам и обратите внимание, нет расцвета фашизма. А в нашей стране стремление ввести единомыслие наблюдается с середины 19 века.
Сейчас, к примеру, власть стремится сохранить безусловный идеологический конструкт - победу в Великой Отечественной войне. И там огромное количество фальсификаций. Мы делали интервью в разных деревнях Смоленской и Новгородской областей, которые были оккупированы немцами. Оказывается, к гитлеровцам крестьяне относились лучше, чем к советским воинам. Опрошенные вспоминали, что самыми вредоносными были красные партизаны, которые реквизировали все запасы и требовали, чтоб им помогали. Кроме того, деревенские жители винили партизан в последующем приходе карательных немецких отрядов. Также мы брали интервью у тех, кого угоняли на работу в Германию. И бывало, люди вспоминали тот период своей жизни - как лучший. Когда они из голодного колхоза попадали в хозяйство бауэра и там впервые вдоволь ели белую булку с маслом, крутили любовь с хозяйской дочкой… Потом возвращались домой и попадали в лагерь как враги и предатели. Я уверен, что эти вещи нужно обсуждать, потому что граждане воспитываются на ошибках истории, а не на её восхвалениях и фальсификациях.
Досье:
Виктор Михайлович Воронков родился в 1945 году в Ленинграде. Учился в Латвийском университете на экономико-юридическом факультете, диплом защитил в 1970 году в Институте народного хозяйства в Иркутске. По окончании вуза работал в Институте географии в лаборатории демографии. С 1974 по 1989 работал в Институте социально-экономических проблем (Ленинград). Затем создал собственный Центр независимых социологических исследований в Санкт-Петербурге.
Первый шаг к креслу президента сделали старшеклассники Приангарья 
Россия глазами иностранки 
Чтобы помнили. К юбилею Победы иркутянин нарисует четырехэтажную картину